Религия

[Николай Пашун]

"Портал-Credo.Ru": Как Вы относитесь к тому, что происходит в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ)?

Михаил Ситников: Наверное, ко многому из происходящего сегодня при участии религиозных организаций можно относиться очень по-разному. Кого-то радует чья-то благотворительность, кого-то возмущает чье-то навязчивое или бестактное миссионерство, кто-то видит в актуализации религии благо, кто-то – несомненное зло.
Проще говоря, мнения могут быть самые разные, но это всегда личное отношение людей, на которое они, конечно же, имеют право.
И если Вас интересует, как я отношусь к истории с посещением Патриархом Кириллом МИФИ – к ее подоплёке, результатам и общественной реакции, то могу сказать: с любопытством...

– Почему именно с любопытством?

– Думаю, что на фоне всего прочего, в чем участвует сейчас РПЦ МП, – а активность этой религиозной организации обращает на себя сегодня внимание уже всех, – какой-то очередной "крестовый поход" на очередных "сарацин" принципиально ничего нового собой не представляет. В светской стране определенной властной группой предпринимается отчаянная попытка "сотворить чудо" и спасти всю ситуацию одним махом.
По сути приблизительно то же самое, что имелось в виду, когда разворачивали реки вспять или строили "светлое коммунистическое будущее".
Теперь нас решили "спасать" с помощью религиозной организации, которая, по мнению мало понимающих в том, что такое религия вообще, обладает некоей магической идеологией. Которая, в свою очередь, обязана объединить всех в едином порыве и – свершится чудо. В смысле, если не сразу наступит "золотой век", то можно будет иметь в запасе много времени, в течение которого люди будут верить в его неизбежное наступление.

Однако время сейчас другое, мир тоже. И продолжает меняться все быстрее и быстрее. Он не похож уже не то что на середину или конец прошлого столетия, но и даже на начало-середину нулевых.
А представления определенной, наиболее консервативной части населения в том числе, о светской и религиозной сферах остаются на уровне ментальности советских учебников. Вот поэтому все происходящее и вызывает любопытство...

– И все же, что можно сказать об истории вокруг МИФИ?

– Ничего, что отличалось бы от истории вокруг внедрения ОПК, командирования священнослужителей в военные части или введения теологии в ряд научных дисциплин.
Религиозная организация воспользовалась предоставленной ей властью возможностью свободно декларировать исключительность своего мировоззрения в отношении всех других. В данном случае научного. То есть просто в лице своего руководителя со свитой пришла в один из двух российских вузов – еще есть Московский физикотехнический институт (МФТИ, Физтех) – школа которого признается во всем мире весьма состоятельной, и организовала там презентацию.
Патриарх Кирилл выступил перед студентами с дежурным выступлением, смысл которого сводился к набору обычных популистских религиозных сентенций с небольшими вкраплениями заготовленных фраз, касающихся материаловедения, исследования структур вещества и чего-то еще.
Администрация МИФИ в лице ректора и его клевретов и подготовленные студенты изображали радость от того, что наконец-то перед ними открывается что-то небывалое. Но это касалось только казенного мероприятия, которое шло по заранее подготовленному сценарию.
Потому что в остальном – а именно в реакции на эту самодеятельность клерикальной структуры в МИФИ со стороны студенчества и научной общественности – можно наблюдать теперь категорическое неприятие.

Церковь - это корпорация, у которой есть свои амбиции, и они вполне понятны. Ну, а кто будет отказываться от власти, к которой вам дают возможность присоединиться, даже если вы отделены от государства? Поэтому безудержная популяризация Церковью своего института – явление при таких обстоятельствах логичное. Другое дело, что к религии это не имеет, конечно, никакого сущностного отношения.

Но в данном случае – конкретно с МИФИ – религиозная корпорация РПЦ МП совершила серьезную стратегическую ошибку! Ей надо было устраивать подобные шоу в МГУ с философами или в каких-нибудь пединститутах с юристами и экономистами, которые индифферентно слушают что дородного о. Дмитрия Смирнова, что Патриарха, что собственного профессора.
Здесь же РПЦ МП замахнулась на единственную вузовскую сферу, которая осознает и ценит свою секулярность, которой все эти странности с клерикализацией где-то в других местах, в общем-то, по барабану. В МИФИ, уже начиная со студенчества, люди в подавляющем большинстве осознают свою научную состоятельность. У них в большей мере присутствует личное достоинство, не говоря о том, что физики – банально! – в среднем намного умнее представителей других сообществ. То есть, даже студенты здесь сильно отличаются от других и ментальностью, и коллективным сознанием. Не говоря о громадном количестве выпускников этого вуза, которые рассеяны по всей территории России и стран СНГ.
Поэтому возмущение со стороны студентов МИФИ клерикальным набегом – это не импульсивность, а скорее, начало процесса отторжения.

– Получается, что Московская патриархия "растревожила пчелиный улей"?

– Именно! Приблизительно так и получилось. Успехи в МГУ, на стадионах и прочих "общественных танцплощадках" вскружили голову церковным политпропагандистам, и они недвусмысленно заявили о своем покушении на самую фундаментальную сферу научного сообщества, да и на саму науку.

Студенческое сопротивление здесь – это только первый, поверхностный слой, который видно. Потому что возмущено громадное количество выпускников МИФИ, а заодно с ними и других технарей, возмущены состоявшиеся ученые, руководители лабораторий, бюро и институтов. Более того, именно здесь, в этой среде, наконец, стремительно осознаются все риски для страны в целом, которые несет с собой клерикализация.

Так что нет никаких сомнений в том, что о "невинном посещении МИФИ" можно говорить как о некоем знаковом заносе РПЦ МП, не вписавшейся на скорости в поворот. С которого, вполне вероятно, могут начаться и другие достаточно неожиданные для нее сюрпризы...

Беседовал Владимир Ойвин,
"Портал-Credo.Ru" http://www.portal-credo.ru/site/?act=authority&id=1373

[ПОГОЖ]

Сообщение от Николай Пашун

"Портал-Credo.Ru":

----------------------------------------------------------------------
стремительно осознаются все риски для страны в целом, которые несет с собой клерикализация.

Так что нет никаких сомнений в том, что о "невинном посещении МИФИ" можно говорить как о некоем знаковом заносе РПЦ МП, не вписавшейся на скорости в поворот. С которого, вполне вероятно, могут начаться и другие достаточно неожиданные для нее сюрпризы...

Беседовал Владимир Ойвин,
"Портал-Credo.Ru" http://www.portal-credo.ru/site/?act=authority&id=1373

В "невинном посещении МИФИ" нет ничего особенного и знакового. Т.е. можно сказать, что ничего не произошло и, следовательно, не будет ни каких последствий. Так называемые, ученые - это научные лошадки с зашоренными глазами - видят, может быть, глубоко и далеко, но слишком, слишком узко для народного мировоззрения.

[Николай Пашун]

Источник: "ОГОНЕК", 19 апреля 2010 г.

Конкурс на свято место, как говориться без комментариев.

Скандальное интервью протоиерея Георгия Митрофанова о том, кто и как становится священниками в РПЦ МП

Готова ли современная молодежь сменить модный iPhone на кадило в руке, а джинсы и свитер — на подрясник и епитрахиль?
"Огонек" выясняет, кто сегодня хочет стать священником, каков конкурс в духовные академии и как изменился студент-семинарист с советских времен. На вопросы отвечает профессор Санкт-Петербургской духовной академии, церковный историк протоиерей Георгий МИТРОФАНОВ.

— Отец Георгий, патриарх Кирилл активно привлекает в церковь молодежь, поэтому создается ощущение, что профессия священника очень востребована. Так ли это?

— Студентов к нам поступает все меньше и меньше. С одной стороны, сказывается демографическая яма, которая образовалась в России в 1990-х годах, когда детей физически рождалось очень мало, с другой — падает общий интерес к Православной церкви. Конкурса нет никакого, в основном приходят люди после школы или какого-нибудь технического колледжа, которым некуда поступать. Так, социальный и образовательный уровень абитуриентов оставляет желать лучшего.

— Странно, вроде бы за последнее время открылось много новых семинарий.

— Это так, если в советское время у нас было всего три духовные семинарии — в Москве, Ленинграде и Одессе, то сегодня их открыто уже сорок. Но уровень в провинциальных семинариях в подавляющем большинстве очень низкий. Наряду с Московской и Санкт-Петербургской семинариями современным требованиям духовного образования соответствуют лишь пять-семь школ. В некоторых семинариях на курсе учится по пять-шесть человек. У нас в Санкт-Петербургской семинарии сейчас в двух классах учатся по 20 человек в каждом, 10 лет назад было в два раза больше.

— Откуда тогда берутся настоятели для новых храмов, которые регулярно открываются по всей стране?

— Чтобы стать священником, у нас не обязательно иметь не только богословское, но и вообще какое-либо иное образование. Такой парадокс. Этот процесс был запущен в конце 1980-х годов, когда государство перестало вмешиваться в кадровую политику церковных властей и архиереи получили возможность рукополагать всех желающих. С тех пор священнослужителем может стать любой, кто хоть как-то ориентируется в богослужении и имеет рекомендацию от священника. В результате у нас по сей день чуть больше трети священников имеют семинарское или академическое образование, а большая часть обходится вообще без всякого богословского образования. Это привело к катастрофическому падению общего богословского, духовного и культурного уровня церковной жизни. А синодального решения, которое бы запрещало рукополагать без образования, до сих пор нет.

— Правильно ли я понимаю, что большая часть современных священников из "призыва" 1990-х годов?

— Духовенства постсоветского периода сейчас в церкви количественно больше, но качественно оно часто хуже, чем духовенство советского времени. В перестроечные годы в церковь массово хлынул поток людей. Часть из них пришла благодаря обдуманному и прочувствованному выбору, но большинство случайно. Именно из их среды и рукополагались священнослужители. Интересно, что среди них фактически не было потомственных священников — большинство священнических семей было физически уничтожено в советские годы. Поищите сейчас среди духовенства людей с фамилиями Крестовоздвиженский или Предтеченский. Пришли неофиты-самоучки, не знающие церковной традиции, которые духовно сформировались в лучшем случае на книгах самиздата. Они принесли в церковную жизнь такой специфический конгломерат идей, от которого впору хвататься за голову.

— Что это за идеи? Можете как-то охарактеризовать этот тип священников?

— По большому счету, значительная часть из них — это дезориентированные, перепуганные постсоветские обыватели, которые мечтали обрести привычную систему тоталитарной идеологии и организации. Давайте подумаем, что мог читать православный богоискатель 80-х годов? С одной стороны, в "классический набор" входил "Отечник" святителя Игнатия Брянчанинова, с другой — "Протоколы сионских мудрецов" — книга о мировом еврейском заговоре, с третьей — широко распространенная тогда книга протопресвитера Михаила Польского "Новые мученики российские" с огромным количеством ошибок. Это смесь мистической литературы и тоталитарной человеконенавистнической политизированной идеологии и формировала мировоззрение неофитов, которые, в одночасье став священниками, начали демонстрировать свои собственные идеи под видом православия. Они принесли в церковь тот дух нетерпимости, подозрительности, который характерен для многих наших священников. Постоянно ведется поиск врагов — жидомасонов, экуменистов, филокатоликов, протестантствующих, как будто все проблемы церковной жизни связаны с какими-то внешними, разумеется "темными", силами.

Впрочем, в это же время приходили и люди с настоящим внутренним духовным порывом. Многие были очень интересные и образованные, чего среди современных студентов практически нет.

—Вы уже более 20 лет преподаете, поэтому можете сравнить эти два поколения студентов с теми, кто учился в советское время.

— Отличительная черта священников советского периода в том, что, во-первых, рукоположиться было очень трудно и человек должен был действительно этого очень захотеть. Во-вторых, почти каждый священник обязательно оканчивал духовную школу. В этом была заинтересована не только сама церковь, желающая получить образованные кадры, но и государство, которое таким образом могло полностью контролировать вроде бы легальную и свободную РПЦ. Пока человек учился в духовной школе, к нему можно было присмотреться, познакомиться и даже завербовать. Окончательное решение — поступит человек в семинарию или нет, принимал специальный человек из органов — уполномоченный Совета по делам религий при Совете Министров СССР. При этом его задачей было ставить препятствия всем городским и образованным абитуриентам, отдавая предпочтение низшим социальным слоям: чем ниже — тем лучше. В первую очередь в семинарии поступали выходцы из сельской местности Западной Украины.

— Почему оттуда?

— У церкви тогда было 6 тысяч храмов, более половины которых находилось в Западной Украине. Поэтому кадров туда требовалось больше всего, к тому же религиозная жизнь там оставалась на уровне обрядоверия, что полностью устраивало власть. Но вместе с тем выходцы оттуда несли то народное благоговение и трепетное отношение к службе, которого сегодня нет. Сегодня, становясь священником, многие молодые люди вообще не осознают значимости того, что с ними произошло. Из нашей современной культуры уходит адекватное отношение к святыни — профанировать можно все. Облегченная возможность принять духовный сан породила тенденцию, когда люди считают возможным прийти, послужить и посмотреть — понравится ли, а если нет — уйти искать другую работу.


— Как вы лично смогли поступить, будучи на тот момент выпускником исторического факультета ЛГУ с красным дипломом, да еще младшим научным сотрудником?

— Живя в Ленинграде в огромной квартире, переделанной в коммуналку, я рано стал жить с ощущением, что этот город создавался для каких-то других людей, что русская жизнь до 1917 года была совершенно иной и эту подлинную русскую жизнь, о которой напоминал Санкт-Петербург, у меня отняли. И я стал искать эту жизнь через книги, через изучение истории и так обрел веру. К 27 годам, когда принял решение все бросить и поступить в семинарию, я был уже твердо верующим человеком. Близко общался с церковными людьми и знал, что единственная моя надежда на поступление — архиепископ Кирилл — ректор Санкт-Петербургской духовной академии, будущий патриарх.

— Что он мог сделать?

— Он обладал весом, административным ресурсом, чтобы договориться о поступлении абитуриента с высшим образованием. Но когда я пришел в 1985 году поступать, архиепископа Кирилла перевели в Смоленск. Я попал на прием к митрополиту Антонию, человеку, прошедшему самое страшное для наших архиереев место — Белоруссию с ее чрезвычайно жесткой политикой по отношению к церкви. Он, утонченный интеллектуал из семейства Нарышкиных, вернулся оттуда надломленным и очень осторожным. Владыка сказал: "Увольняйтесь со своей работы и устраивайтесь сторожем, потому что, если вы будете подавать документы с места младшего научного сотрудника, это будет выглядеть очень вызывающе. Но и сторожем долго работать нельзя, так как, если человек с высшим образованием долго сидит в сторожах, это потенциальный диссидент. Поэтому увольтесь с одной работы и идите на другую". Так я подал документы, а потом со мной беседовал майор КГБ, который уверял меня, что не надо смущаться — многие уважаемые священники служат и одновременно исполняют свой гражданский долг, при этом он даже называл имена священнослужителей — патриотов своей советской родины, которые и по сей день занимают в церкви заметное положение. У меня хватило твердости сказать, что для меня контакт с их организацией большая нравственная проблема, о которой я конечно же буду говорить на исповеди с духовником. И я получил почти мефистофельский ответ: "Есть вещи, о которых и на исповеди не говорят". На том и расстались. Но я, хотя и деликатно, все же дал понять, что правила их кэгэбэшно-патриотических игр разделять не буду. Я шел обратно через сад на бывшем Семеновской плацу, где гуляла моя жена с двухгодовалым ребенком, в жутком настроении. Розанов очень точно выразил это состояние словами "презираю, ненавижу, боюсь". Так что можете себе представить, какие осложнения ожидали в советское время человека, решившегося пойти на церковное служение, и как он ответственно относился к этому служению.

— А в денежном плане вы тоже готовили себя и жену к трудностям? Сейчас священники у нас не бедствуют.

— Так материально обеспеченно, как в советское время, городское духовенство не жило никогда. Когда я учился, мне предложили место в семинарской библиотеке, и в день получения зарплаты я не поверил своим глазам — 200 рублей против 130, которые тогда получал младший научный сотрудник. Правда, потом пришла бумага, которая предписывала мне вернуть 62 рубля налога.
Сейчас социальное расслоение среди духовенства очень велико — даже в городе, не говоря о сельской местности. Даже плата за требы везде разная. Сегодня многие живут очень тяжело, есть настоящие бессребреники, но многие действительно далеко не бедствуют. Некоторые девушки, например, специально хотят выйти замуж за будущих священников: и деньги есть, и статус какой-то в обществе, да к тому же сан предполагает определенные нравственные качества.

— За последние 10 лет у нас строилось и реставрировалось много храмов. Можно ли сказать, что тогда ценились священники-хозяйственники, а сейчас церковь ждет какой-то новый образ священнослужителя?

— Восстановление храмов стало для церкви большим искушением, ведь этим занялись даже не вчерашние, а еще сегодняшние советские люди. Коммунисты во всем обманули, кроме одного — они создали новый тип человека — завистливого бедняка, человека, выросшего с убеждением, что главные ценности — материальные. А так как он этих ценностей был лишен, то он гораздо более корыстен и утилитарен, чем западный обыватель. Для современного поколения священников зачастую церковь — это не тело Христово и не община людей, объединенных Христом, а прежде всего храм, в котором можно активно вступать в деловые отношения с коммерсантами и построив который нужно наладить процесс ритуально-бытовых услуг. Здесь любой человек за свои деньги вправе требовать, чтобы ему освятили машину, окрестили младенца, отпели умершего. И вроде бы ничего больше от священника никто не требует. И когда к этому деловому человеку, зачастую очень молодому, приходят люди со своей болью и страхами, ему нечего сказать.

— Каких священников ждет церковь сегодня?

— В 1980-е годы мы жили в иллюзии, что у нас есть православный народ, которому некуда пойти — нет храмов. Но вот храмы открылись, а их постоянные прихожане составляют лишь малую часть нашего народа. Нам надо понять, что сегодня мы представляем собой общество крещеных безбожников с большим количеством магических и языческих предрассудков, к которым надо заново идти проповедовать Христа. А для этого современному священнику нужно разговаривать с людьми, в том числе с интеллигенцией, на их уровне, иметь значительный жизненный опыт, понимать язык искусства и самому быть носителем той высочайшей православной культуры, которую мы, увы, зачастую не знаем. Тогда, возможно, нам удастся выполнить самую большую заповедь — пойти и научить все народы.

Беседовала Елена Кудрявцева,