Души прекрасные порывы... или - о хороших хотелоках

[Роберт]

Сообщение от Гастонов

Александр Пушкин

К Чаадаеву (1818)

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Если осуществить ПРОЕКТ ВСЕОБЩЕЙ ДЕШКОМПЬЮТЕРИЗАЦИИ, Россия вспрянет ото сна! И даже если на обломках самовластья наши имена не напишут, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы.

[Роберт]

Сообщение от Роберт

Если осуществить ПРОЕКТ ВСЕОБЩЕЙ ДЕШКОМПЬЮТЕРИЗАЦИИ, Россия вспрянет ото сна! И даже если на обломках самовластья наши имена не напишут, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы.

Федосеев Роберт Юрьевич – 19 октября 2007 года



ЗОЛОТАЯ РОЗА ФЕДОСЕЕВА



ПАРАФРАЗ на стихи Владимира Маяковского

(по мотивам поэмы В. Маяковского «ПЯТЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ»

и замечание М. Ю. Лермонтова)

В скобках указаны мои слова (Р. Ю. Ф.),

остальное В. В. Маяковского и М. Ю. Лермонтова



Поэзия (или иногда и изобретательство) – это сиди и над розой ной…

Для меня

невыносима мысль,

что роза выдумана не мной.

Я (70) лет отращиваю мозг

не для обнюхивания,

а для изобретения роз.



Я стать хочу

в ряды Эдисонам,





Я знаю точно – что такое (изобретение). Здесь описываются мною интереснейшие события, раскрывшие мне глаза.
Моя логика неоспорима. Моя математика непогрешима.



Внимание!

Начинаю.

Аксиома:

Все люди имеют шею.

Задача:

Как (изобретателю) пользоваться ею?

Решение:

Сущность (изобретения) в том, чтобы шею сильнее завинтить винтом.

Фундамент есть.

Начало благополучно.

По сравнению с Гершензоном даже получается научно.



Я и начал!

С настойчивостью Леонардо да Винчевою,

закручу,

раскручу

и опять довинчиваю.

Не думаю,

но возможно,

что это

немного

похоже даже на самоусовершенствование йога.



Постепенно,

практикуясь и тужась,

я шею так взвинтил,

что просто ужас.

В том, что я сказал,

причина коренится,

почему не нужна мне никакая заграница.

Ехать в духоте,

трясясь,

не спать,

чтобы потом на Париж паршивый пялиться?!

Да я его и из (Москвы) вижу,

как свои пять пальцев.

Мой способ дешевый и простой:

руки в карманы заложил и стой.

Вставши,

медленно себя вытаскивай за уши.

Так

через год

я

мог

шею свободно разворачивать на вершок.

Прохожие развозмущались.

Потом привыкли.

Наконец,

и смеяться перестали даже –

мало ли какие у (изобретателей) бывают блажи.

А с течением времени

пользоваться даже стали –

при указании дороги.

«Идите прямо, –

тут еще стоят такие большие-большие ноги».



Я дней не считал.

И считать на что вам!

Отмечу лишь:

сквозь еловую хвою,

года отшумели с лесом мачтовым,

леса перерос и восстал головою.

Какой я к этому времени –

даже определить не берусь.

Человек не человек,

а так –

людогусь.



Я так натянул свою материю,

что ветром

свободно

насквозь свистело, –

и я

титанисто

боролся с потерею

привычного

нашего

плотного тела.

Казалось:

миг –

и постройки масса

рухнет с ног

со всех двух.

Но я

оковался мыслей каркасом.

Выметаллизировал дух.



Нервная система?

Черта лешего!

Я так разгимнастировал её,

что по субботам,

вымыв,

в просушку развешивал

на этой самой системе бельё.

Мысль – вещественней, чем ножка рояльная.

Вынешь мысль из-под черепа кровельки,

и мысль лежит на ладони,

абсолютно реальная,

конструкцией из светящейся проволоки.

Штопором развинчивается напрягшееся ухо.

Могу сверлить им

или

на бутыль нацелиться слухом

и ухом откупоривать бутылки.



Винти ещё!



Тихо до жути.
Хоть ухо выколи.

Но уши слушали.

Уши привыкли.



Сперва не разбирал и разницу нот.

Это всего-то отвинтившись версты на три!

Разве выделишь,

если кто кого ругнёт

особенно громко по общественной матери.

А теперь

не то что мухин полёт различают уши –

слышу

биенье пульса на каждой лапке мушьей.

Да что муха,

пустяк муха.

Слышу

каким-то телескопическим ухом:

мажорно

мира жернов

басит.

Выворачивается на своей оси.

Уже за час различаю –

небо в приливе.

Наворачивается облачный валун на валун им.

Это месяц, значит, звёзды вывел

и сам

через час

пройдёт новолунием.



Каждая небесная сила

по-своему голосила.

Раз!

Раз! –

это близко,

совсем близко

выворачивается Марс.

Пачками колец

Сатурн

расшуршался в балетной суете.

Вымахивает за туром тур он

своё мировое фуэтэ.

По эллипсисам,

по параболам,

по кругам

засвистывают на невероятные лады.

Солнце-дирижёр,

прибрав их к рукам,

шипит –

шипенье обливаемой сковороды.



А по небесному стеклу,

будто с чудовищного пера,

скрип

пронизывает оркестр весь.

Это,

выворачивая чудовищнейшую спираль,

солнечная система свистит в Геркулес.



Настоящая какофония!

Но вот

на этом фоне я

жёсткие,

как пуговки,

стал нащупывать какие-то буковки.

Воздух слышу, –

расходятся волны его,

груз фраз на спину взвалив,

перекидываются словомолниево

Москва

И Гудзонов залив.



Москва.

«Всем! Всем! Всем!

Да здравствует (ТВОРЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО)!

(Изобретатели всех стран, соединяйтесь)!

Эх!»



Чикаго.

«Всем! Всем! Всем!

Джимми Долларс предлагает партию

откормленнейших свиней»



Ловлю долетающее сюда извне.

В окружающее вросся.

Долетит –

и я начинаю звенеть и звенеть

антенами глаза,

глотки,

носа.



Сегодня я добился своего. Во вселенной совершилось наиневероятнейшее превращение.



Пространств мировых одоления ради,

охвата ради веков дистанций

я сделался вроде

огромнейшей радиостанции.



С течением времени с земли стали замечать моё сооружение. Земля ошеломилась.
Пошли целить телескопы. Книга за книгой, за статьёй статья.
Политехнический музей взрывался непрекращающимися диспутами.
Я хватал на лету радио важнейших мнений. Сводка:

Те, кто не видят дальше аршина,

просто не верят:

«Какая такая (идеальная) машина??

(Изобретатели) утверждают:

«Новый выпуск «истов»,

просто напраление такое

новое –

(дешграммных программистов)».

Мистики пишут:

«Логос.

Это всемогущество. От господа бога-с».

П. С. Коган:

«Ну, что вы право,

Это

просто

символизируется посмертная слава».

Марксисты всесторонне обсудили диво.

Решили:

«Это олицетворённая мощь коллектива…

Это он о космосе!»



Я не выдержал, наклонился и гаркнул на всю землю:



– Бросьте вы там, которые о космосе!

Что космос?

Космос далеко-с, мусью-с!



То, что я сделал,

это

и есть называемое (дешграммной письменностью).

Выше Эйфелей,

выше гор

– кепка, старое небо дырь! –

стою,

будущих былин Святогор

богатырь.



Чтобы (изобретатель) перерос веков сроки,

чтобы (изобретатель)

человечеством полководить мог,

со всей вселенной впитывай соки

корнями вросших в землю ног.

(Господа)!

У кого лет сто свободных есть,

можете повторно мой опыт произвесть.

А захотелось на землю

вниз –

возьми и втянись.



Практическая польза моего изобретения:

при таких условиях

древние греки

свободно разгуливали б в тридцатом веке.



Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.



На всём

вокруг

ни черного очень,

ни красного,

но и ни белого не было.

Земшар

сияньем сплошным раззолочен,

и небо

над шаром

раззолотонебело.

Где раньше

река

водищу гоняла,

лила наводнения,

буйна,

гола, –

теперь

геометрия строгих каналов

мрамору в русла спокойно легла.

Где пыль

вздымалась,

ветрами дуема,

Сахары охрились, жаром леня, –

росли

из земного

из каждого дюйма,

строения и зеленя.

Глаза –

восторженней над феерией рей!

Реальнейшая

подо мною

вон она –

жизнь,

мечтаемая от дней Фурье,

Роберта Оуэна и Сен-Симона.



(Федосеев)!

Опять человеком будь!

Силой мысли,

нервов,

жил

я,

как стоверстовую подзорную трубу,

тихо шеищу сложил.



Небылицей покажется кое-кому.

А я,

в середине (ХХХ) века,

на Земле,

среди Федерации Коммун –

гражданин (ТВОРЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА).



Эпилог

Михаил Юрьевич Лермонтов прозрел:

"Когда б к покорности незнанья

Нас жить создатель осудил,

Неисполнимые желанья

Он в наши души б не вложил".



© 1814 – 2007 М. Ю. Лермонтов, В. В. Маяковский, Р. Ю. Федосеев http://robfed.narod.ru


Можно это послушать в моём исполнении - ЗОЛОТАЯ РОЗА ФЕДОСЕЕВА. ВСПР-50
http://rutube.ru/video/832c05f4cd6d4...f2480744e2a68/

[Гастонов2]

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома. Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
Из стихотворения в прозе «Русский язык» (1882) И. С. Тургенева (1818— 1883)

[Гастонов2]

Стихи Роберта Федосеева

«Есть высшая смелость, смелость изобретения». А. С. Пушкин

Кто колесо создал когда-то?
Скажите, знаете ли вы?
За это чудо и богатство
Нельзя придумать похвалы!

А парус? Мы под парусами
Скользим на водах тысячи лет.
Ни двигателями, ни винтами
Не упразднили парус, нет!

Огонь и хлеб, одежду, ложку,
Стакан, топор, пилу, косу
Придумал предок наш Алешка?
А может Джон или Дерсу?

В какой земле, в каком народе
Смельчак раздул воздушный шар?
Шар не нуждался в переводе –
Над всей землей он пролетал.

Копировать умеет каждый,
Наполнить дымом бычий пуп,
Как сделал тот смельчак однажды.
Кто лишь копирует, тот глуп?

Но так ли глуп? На фантазерство
Жизнь израсходует смельчак,
А копировщик, как геройство,
Представит следующий шаг.

Так в старину позабывали
Первопроходцев имена.
За «ересь» их уничтожали:
Кто изобрел, тот сатана!

Кто рукописно книги множил,
Тот автором себя считал.
Копируя он и лез из кожи,
Сколачивая капитал.

А те, кто шел к великой цели,
Кто увидал огонь вдали,
Не все в преданьях уцелели,
Не все в историю вошли.

Их скопом мы упоминаем,
Как неизвестных тех солдат.
Огонь им вечный зажигаем –
Звучащий пламенем набат.

Изобретатели, простите,
Не каждому мемориал.
Изобретение – носитель
Признания, о вас сигнал.

О, вы, безвестные герои,
По ком колокола молчат,
Мы вспомним, вспомним вас порою,
Всмотрясь в огонь могил солдат.

[Гастонов2]

Проснувшись утром, почему-то вспомнил стихи:

"Не позволяй душе лениться,
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться..."

Где-то в 1987, незадолго до женитьбы (жил в общежитии), эти стихи я записал (среди прочего) с радио на магнитофон. Иногда, среди прочего, прослушивал и их.
Потом все кассеты украли (к сожалению), а стихи, вот, вспомнились.

Поискал в гугле, нашел. Узнал и автора - Николай Заболоцкий.
Заодно нашел и "Некрасивая девочка", его же стихи (удивительная штука интернет).

Вот они:

Русская поэзия 1960-х годов
Николай Заболоцкий

НЕ ПОЗВОЛЯЙ ДУШЕ ЛЕНИТЬСЯ

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

1958



Некрасивая девочка (1955)

Среди других играющих детей Она напоминает лягушонка. Заправлена в трусы худая рубашонка, Колечки рыжеватые кудрей Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы, Черты лица остры и некрасивы. Двум мальчуганам, сверстникам ее, Отцы купили по велосипеду. Сегодня мальчики, не торопясь к обеду, Гоняют по двору, забывши про нее, Она ж за ними бегает по следу. Чужая радость так же, как своя, Томит ее и вон из сердца рвется, И девочка ликует и смеется, Охваченная счастьем бытия. Ни тени зависти, ни умысла худого Еще не знает это существо. Ей все на свете так безмерно ново, Так живо все, что для иных мертво! И не хочу я думать, наблюдая, Что будет день, когда она, рыдая, Увидит с ужасом, что посреди подруг Она всего лишь бедная дурнушка! Мне верить хочется, что сердце не игрушка, Сломать его едва ли можно вдруг! Мне верить хочется, что чистый этот пламень, Который в глубине ее горит, Всю боль свою один переболит И перетопит самый тяжкий камень! И пусть черты ее нехороши И нечем ей прельстить воображенье,- Младенческая грация души Уже сквозит в любом ее движенье. А если это так, то что есть красота И почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?