Рассмотрим, как пытались спасти гуманистическую цивилизацию. Сначала пытаются спасти теорию вечного существования вселенной. Например, сначала вселенную пытаются представить в виде идеального механизма, который вечен в силу идеальности.
Но от нее практически сразу пришлось отказаться, ибо материальный объект не может быть идеальным. Воображаемый круг является идеальным. Но никакой материальный круглый предмет не может быть идеальным уже потому, что атомы, из которых он состоит, подвижны. Иными словами: граница круга всегда будет размытой и подвижной.
Если материальный объект не может быть идеальным, если у всего есть период распада, значит, как бы ни мала была погрешность, за бесконечное время она достигнет критической массы. И система развалится, как разваливаются египетские пирамиды.
Несколько позже появляется теория вечно сжимающейся и разжимающейся вселенной (заимствованная у индуизма). Модель то на миллиарды световых лет раздуется, то сдуется в точку. Мы живем в фазе раздутия — галактики разбегаются. Потом будет фаза сдутия — галактики опять начнут собираться в точку.
Если не вникать в суть сказанного, если смотреть поверхностно, кажется: а почему бы и нет? Вселенная сдувается-надувается. Все понятно. Но это только кажется. Если заглянуть в суть сказанного, нужно признать — это описание материальной модели. Для любой материальной модели бесконечного времени хватит, чтобы реализоваться и исчезнуть.
В более позднее время появляется теория существования миллиардов вселенных, где наш мир — один из миров. Это демонстрирует полет фантазии, никак не снимая проблему. Если все эти миллиарды вселенных материальные, за бесконечное время они должны исчезнуть. Нет нужды понимать их по отдельности. Совокупность всех отделенных друг от друга вселенных (или рождающих друг друга) — суть одна материальная система.
Изменение модели вселенной с неподвижной на подвижную, равно как и прибавление количества вселенных, по сути ничего не меняет. Вопрос, почему она существует, почему не исчезла за бесконечное время, никакие существующие версии не снимают.
Вселенная оказалась совсем не такой, как ее поначалу представляли ученые позднего средневековья. Чем больше гуманисты пытаются устранить противоречия в своем понимании мира, тем очевиднее вырисовывается неизбежное — у вселенной есть начало.
На бесконечную вселенную, — краеугольный камень гуманизма, — наступала идея Бога. Но люди, выскочившие из-под тяжелой руки католицизма, ни за что не хотели возвращаться в лоно религии. Они готовы были на черное говорить «белое», лишь бы не назад в религию.
По факту носители гуманистической концепции начинают говорить глупости (точно так же, как их в свое время говорила католическая цивилизация, защищаясь от гуманизма). Этому способствовало то, что все обнаруженные противоречия были умозрительными. Это позволяет закрыть на них глаза и просто верить — вселенная не имеет начала, а значит, сотворившей вселенную силы нет. Формируется новый тип верующих.
Гуманизм обретает религиозный характер. Люди слепо верят в несуществование Бога (на старте это утверждение позиционировалось как знание). Никто больше ничего не доказывает. Избегая критического взгляда на теорию, люди просто верят, что Бога нет, из чего делают выводы, на основе которых строится новая цивилизация.
В этот исторический период начинается массовый переход людей из вагонов в цистерны. Вчерашний человек связывал себя с целым. У нового человека не было такой мысли в голове. Он просто жил, как просто живет обезьяна. Мир для него свелся к видимой ему области. Все остальное было для него абстракцией, о которой даже секунды не думали, ибо в приличном обществе стало считаться, что это демагогия.
Отличие обывателя религиозной эпохи от обывателя эпохи гуманизма: у первого было понимание целого. Он считал, есть Бог, который сотворил мир. Сообразно этому взгляду он строил свою текущую жизнь. Между целым и частью была связь.
Обыватель новой эпохи не имел даже намека на такой масштаб. Он строил свою текущую жизнь, опираясь на инстинкты и шаблоны, о происхождении которых ему в голову не приходило думать. Они ему казались такой же самоочевидной данностью, как дышать.
Мы сейчас не касаемся вопроса, прав был обыватель религиозной эпохи или неправ. Упор только на масштаб. Первый имел понятие целого. У второго на этом месте была пустота. Если даже первый ошибался в своем понимании целого, он все равно был безмерно выше второго, у которого подобный масштаб попросту отсутствовал.
Если один человек имеет ошибочное мнение о вопросе, а второй не подозревает о существовании вопроса, и первый ошибается, — он все равно безмерно выше второго. По сути, позиция первого — это позиция человека, стремящегося знать. Позиция второго — это позиция животного, не знающего ничего за границами текущей жизни, не желающего знать и не умеющего желать подобного. Обезьяна не имеет абстрактного мышления.
Мыслители не могли позволить себе роскоши слепо верить. Но так как думы вели не туда, они начинали на черное говорить «белое», ибо не могут смотреть в глаза «гадким фактам», как Эйнштейн не мог «смотреть в лицо гадким квантам», нарушавшим картину мира. Он писал, что, подобно страусу, прячет от них «голову в песок теории относительности».
Эйнштейн в письме к Бору писал: «Квантовая механика внушает большое уважение. Но внутренний голос говорит мне, что это все же не то… Во всяком случае, я убежден, что Бог не играет в кости…». Гуманисты тоже всеми силами упирались, отказываясь признать: у вселенной есть начало (при этом соглашались: любой материальный сценарий за бесконечное время должен полностью реализоваться). Абсурд очевиден, но людям свойственно отворачиваться от фактов, если они нарушают привычную картину мира.
Гуманисты делятся на два лагеря. Люди малого ума продолжают стоять на том, что вселенная существует бесконечное время, и плевать они хотели на все факты и логику. За доказательство они готовы признать любой бред. По сути возникает новая религия.
Кто не мог игнорировать факты, вынужден признать наличие нематериальной силы, стоящей у истоков вселенной. Но и здесь не все едины. Одни гуманисты отказались видеть в ней разумную личность. На мировой сцене появляется сила типа стихии-энергии, исполняющая функции Бога — природа, случайно сотворившая мир.
Впервые природу на место Бога предложил Спиноза. Под природой он понимал набор законов, заставляющих все двигаться так, как движется. На вопрос: что заставляет законы работать день и ночь — ответа нет. Предполагается, что такие они, эти законы, что не могут иначе. Никто их не организует, они сами по себе выполняют то, что предписано. Вопроса, откуда они взялись и где были раньше — ничего этого Спиноза не поднимает.
http://project-i.info/