[VBMagnus]

Быть смирным — это плохо. Когда собака лает, а ты не отвечаешь — она кусает. если активному не даешь отпор, он начинает тебя унижать.
Все сержанты были русские, один цыган, который хорошо ко всем относился и сержант-азербайджанец, которого отвергла его группировка, он был «волком», которого в стае не признают и который хочет укусить слабого. «Волком», который все-таки тянется к этой стае. Однажды этот «волк» и его маленький «шакаленок» подняли ночью азербайджанца, которого недавно перевели из другой части, привели его в бытовку и начали издеваться. Когда новенькому пообещали, что его сейчас изнасилуют, тот бросился драться и ему удалось вырваться и убежать. Он прибежал в караулку за карабином и только там мы его немного успокоили. Такова структура группировки: сильная часть группировки давит «волка», «волк» выбирает слабых и давит их.
К русским отношение было таким: «Везешь — мы на тебя нагрузим, не везешь — мы от тебя отстанем».

А вообще мнение было таким: раз сам никого не бьет и работает, значит, слабый и «чмошник». Если кого-то считают слабым, то это хуже всего. Такого человека ни в какое землячество не возьмут.
Вопрос: По каким критериям идет расслоение на сорта?

Ответ: По силе тела и духа, а также по умению «крутиться». Но главное все-таки кулак. То, что сейчас мы видим в войсках, это не армия, а лес. Прав тот, у кого есть физическая сила. Первый сорт — это сильный лев, которому никто не мешает. Или же маленький хитрый шакал, который втерся в доверие к офицерам. Нормальный человек с чистой душой быть в первом сорте не сможет, он непременно станет «третьесортником», «чмо». Потому что, если он не бьет, бьют его.
Над «третьесортниками» издевались все.
Однако такая практика под конец моей службы постепенно начала уходить. Обычно избиения шли внутри землячеств: сильный белорус издевался над слабым белорусом, сильный узбек над слабым узбеком. Если же, допустим, белорус-«первосортник» избил узбека «третьесортника», то мог иметь неприятности, а мог и не иметь… Когда я пытался, к примеру, защищать слабых белорусов от издевательств сильных, мне говорили: «Какое твое дело? Это наш земляк, что хочу, то и делаю». То есть, относились как к личному имуществу.
Землячество возникает для борьбы за выживание. А чтобы землячеству хорошо жить, надо давить другое. Очень много драк происходило на национальной почве.

Вопрос: Как ты вел себя на 2-м году службы?

Ответ: Мне кажется, я был слишком либеральным сержантом, сейчас об этом жалею. Стоило дать солдату почувствовать себя человеком, как он отказывался подчиняться приказам. Приходилось бить. После того как дашь в морду, вопросов, как правило, не возникало.
Вопрос: Получается, что самое главное — это сила, на чьей стороне сила, тот у власти. Так?

Ответ: Я с этим не согласен. Нужна сила воли. Мы договорились не опускаться до самого низа. Он тебя послал, а ты возьми табуретку и дай ему по голове, чтобы он этого не говорил.

Вопрос: И ты так делал?

Ответ: А мне ничего другого не оставалось. Я даже хуже делал, стоило пройти мимо человеку, который не мой друг, я его бил — для профилактики. Иначе я не мог. Там нужна не сила, а последовательность, стойкость, воля. Кавказцы не оставят тебя в покое, но могут уважать, как высшее существо, или унижать, как низшее, наравне с ними ты не можешь быть.
У нас был азербайджанец, звали его «крутой чувак», он отсидел какой-то срок на зоне – мафиози такой. Не раз трескал офицеров по зубам. Потом он попал в дисбат. По-моему, такие люди просто не должны существовать — животное какое-то, зверь. Мимо него пройти было невозможно. Он мог пнуть, ударить ногой в живот или треснуть по роже. В той ситуации я брал с него пример, обычно мы с ним расходились мирно.

Система такая: «дедушка» «молодых» не трогал, они приказывали «черпакам», (прослужившим год), «черпаки» гоняли «гусей», (прослуживших полгода (слон)), а «гуси» гоняли «бичей» (до полугода (дух)), но есть такой момент: если прослуживший полгода молодых не бьет, то бьют его. Бить он обязан. Сколько раз при мне били армянина, который «молодых» не бил принципиально (такой человек, которому ударить кого-то было очень тяжело). А «черпаку» самому бить уже зазорно.
Было, правда, когда деды опились водки и решили спросить «черпака», сколько дней до приказа. А «черпаки» эти дни уже не считают. Тогда деды собрали весь «черпаческий» призыв и дали им.

Вопрос: Устав способствует развитию дедовщины?

Ответ: Да, жить по Уставу заставляют сами деды.

Вопрос: Чем выгодна эта система отношений офицерам?

Ответ: Тем, что они могут ничего не делать, а спрашивать с военнослужащих старшего призыва, которые обеспечивают порядок, порядок держится на системе неотвратимых наказаний. По уставу таких наказаний нет.
Вопрос: Офицеры используют национальные отношения в своих целях?

Ответ: В армии самый эффективный способ заставить человека что-то делать — это избить его или сильно испугать. В этом смысле офицеры используют и дедовщину и землячества. Я не считаю, что это плохо. Иного способа нет, особенно для строптивых солдат.

Когда я стал «черпаком», я никак не мог понять, почему кто-то должен выполнять за меня мои обязанности. Тем более, что просто так никто подчиняться тебе не будет, пока не ударишь, мне это претило. Первое время я делал свою работу сам, но скоро это заметили и ко мне стали относиться как к «салабону».
У нас были и такие случаи, когда молодые солдаты подчиняли себе солдат старшего призыва. Многое решала физическая сила. И много значило, как ты зарекомендуешь себя с самого начала. С первого твоего действия определяется отношение к тебе, и изменить потом его сложно. Как ты поведешь себя, став «черпаком», это очень важно.

Вопрос: Поведение «салабона» тоже, наверное, формирует отношение к нему?

Ответ: Со старшим призывом «салабоны» ведут себя одинаково. Подчинение полное. А между «салабонами» есть небольшая иерархия. Закон армии: если не хочешь делать сам, заставь другого. Чтобы заставлять, существовал один единственный способ — сила.
Сразу складывается отношение и ко всему призыву. Если внутри него замечено стукачество, то отношение к нему негативное. Тогда и внутри этого призыва каждый стоит сам за себя.
Вообще если ты оказался в системе, нужно жить по ее законам. Выбора нет. Или ты признаешь систему, или она тебя сминает. Армия слишком замкнутая система, чтобы можно было куда-то уйти.
То, что я рассказываю — это, так сказать, общая схема. Есть много нюансов, сохраняются какие-то человеческие отношения, какие-то просветы. Я помню, первый месяц в Афганистане мы хорошо жили. Несли службу и нас никто не трогал. Я думал, так всегда будет, а оказалось, нам давали просто время познакомиться с армейскими законами, то есть это положение не «салабонов», а еще ниже.
Обычно «черпаки» собирают всех вместе «салабонов» и говорят: «Если деды меня трогать не будут, я не буду трогать вас». Нужно деду побриться утром — вода к его пробуждению должна стоять в палатке, нужно пообедать — к его приходу стол должен быть накрыт. Если дед недоволен, он наказывает «черпаков», а те вымещают зло на «салабонах».

Чеченцы держали себя очень свободно, даже нагло, насколько я знаю, даже молодые чеченцы чурались убирать туалет.

Вопрос: «Старые» их не заставляли?

Ответ: «Старые» их даже побаивались. О чеченцах сложилось мнение: могут ножом пырнуть.

Вопрос: Такое в вашей части было?

Ответ: Нет, просто считали, что лучше их не задевать.

Вопрос: А они сами — «задевали»?

Ответ: Они унижали тех людей, которых унижали и остальные. Если видели, что русские плохо относятся к какому-то человеку («стукач», «чмо»), то и они, естественно, с ним также обращались, только с большей долей жестокости.

Вопрос: В чем эта жесткость проявлялась?

Ответ: Допустим, ударить.

Вопрос: Но ведь и русские могли избить.

Ответ: Русские в определенных случаях ничего не сделают — просто оскорбят, а чеченец изобьет. Для чеченца словесная перепалка — это ниже его достоинства.

Обычно отношения в армии строятся на основе дедовщины, а в нашей части они строились на основе землячества. Если быть до конца правдивым, то группировки часто сталкивались из-за мелочей, допустим, азербайджанец договорился о том, что его не ставят в наряд. А узбек заметил это и возмутился: «Почему не в наряде?» В ответ азербайджанец сказал: «Пошел к черту! Твое какое дело?». И тут все узбеки встали за земляка: «Нашего обидели!».

Вопрос: Когда ты из учебки приехал в строевую часть, каковы были твои первые впечатления?

Ответ: В первую же ночь меня подняли, разбудил старшина роты — сержант, стали говорить «за жизнь», душевно поговорили. Он рассказал, кем был. Я рассказал, откуда я. Старослужащие спрашивали, как мы, молодые, собираемся служить, что будем делать, если нас побьют, будем ли «стучать».
...
Вопрос: Какими были права и обязанности таких солдат?

Ответ: Такой солдат был один как перст. С ним никто не разговаривал. Если он старался заговорить с кем-либо сам, то в разговоре с ним отделывались одним — двумя словами, допустим, «да» — «нет», даже земляки с ним не якшались. Но его боялись бить, чтобы не иметь неприятностей. «Старые» нам сказали, чтобы и мы его не били. Потому что, если о том узнает высокое начальство, то наша рота «залетит», на ней будет висеть «глумление». А если на роте будет «глумление», то все демобилизованные уедут в последнюю партию, даже если они ни к чему не причастны.
Его называли «чмо», «стукач». Ему нельзя было носить «складку». Это армейская мода, «складку» носили привилегированные — те, кто честно отпахал не меньше полугода.


Вопрос: Насколько часты были случаи избиений?

Ответ: Не часто, но бывали, вообще-то все это вылезало наружу, но до командира части не доходило, потому что сами офицеры старались не афишировать.

Вопрос: Почему?

Ответ: Потому что, если офицер напишет рапорт командиру части, что в роте есть глумления, то, естественно, мнение об этой роте будет плохое. В итоге вся рота будет уволена в последнюю очередь по директиве АК – 02.

Когда «отверженный молодой» работает по-черному, то психологически это не так больно, потому что все «молодые» работают. Но если человек прослужил два года, ему уже увольняться через месяц, а он сдает наряды за свой призыв — это ужасно.

Вопрос: То есть, к нему относятся как к «молодому»?

Ответ: Гораздо хуже, чем к «молодому». Потому что «молодой» через полгода может стать твоим другом (есть резкая грань между теми, кто прослужил полгода и год, но между прослужившими год и полтора четкой грани нет).
«Молодые», прослужившие полгода, могут командовать «отверженным старым» — такое позволяется. Унас был один такой человек из Краснодара — танцевал, изображая Майкла Джексона.

Вопрос: По ночам?

Ответ: Да в любое время, хоть по ночам, хоть днем на каких-нибудь работах. Над ним издевался и свой призыв, и младший. Говорили, что он «стукач», воришка, он заслужил, чтобы от него все отворачивались. По ночам его поднимали вместе с «молодыми» на «сек», или «кормили калориями».

Вопрос: Это как?

Ответ: Давали в рот сосать половой член. И он с удовольствием брал.

Вопрос: Он был «голубым»?

Ответ: Может быть, он и на гражданке брал в рот. Судя по его рассказам и по тому, как профессионально он это делал, было видно, что он это делал не первый год.

Вопрос: И таких было много?

Ответ: Я только одного такого знал. Поэтому к нему все очень презрительно относились.

Вопрос: Была ли внутренняя иерархия в группах?

Ответ: Как таковой, ее не было в группах. Действовали общие правила. Кто больше прослужил, тот и сильней.
Вопрос: Физическая сила много значит в армии?

Ответ: Да. Если приходит спортсмен, который занимается классической борьбой, то к нему никто из дедов в одиночку не подойдет.

Вопрос: А борьбу с дедовщиной ты считал необходимой?

Ответ: Я ее не то, чтобы поддерживаю. Но, когда служил, считал, что дедовщина нужна. На ней держится порядок. Я ничего не умел, когда пришел в армию, даже гладить, шить, за меня все мама делала. Подшивался минут за 15-20. Только после того, какдеды заставляли перешивать для них, я действительно этому научился, т. е. это было не рукоприкладство, а обучение. Многому меня научила не армия, а дедовщина. Когда хочется спать, а тебе говорят, что грязно помыл пол, второй раз ты уже вымоешь чисто, дедовщина дисциплинирует — это бесспорно.

Вопрос: а каким было отношение офицеров к дедовщине? Они ведь об этом знали?

Ответ: Конечно, знали. Старшина на 2-ом году службы говорил: «Ну, что же вы? давайте, гоняйте молодых. Вспомните, каквас гоняли?».

Вопрос: Он был за дедовщину?

Ответ: Да, на ней держался порядок, а длястаршины это главное.

Вопрос: А командир роты? Он несет серьезную ответственность за вас?

Офицер по своему положению не может дневать и ночевать в казарме, у него есть семья, дети, он обременен массой ненужных бумаг, пишет отчеты, планы. На все это нужно время, и часть своих обязанностей он перекладывает на демеблей. У нас было так: офицер негласно вызывает к себе дембелей и говорит: «Если вы хотите, чтобы вас не трогали, добивайтесь, чтобы молодые исполняли свои обязанности как следует». И те этого добивались. Причем, не всегда уставными методами. Ведь дембеля — люди, прекрасно разбирающиеся в службе. Под гнетом старослужащих служба познается в два раза быстрее, потому что каждый из молодых несет ее за двоих.
На заставе дедовщины как таковой нет, потому что там ходишь по краю границы и если проявишь себя дедом, рискуешь получить пулю в спину от униженного тобой солдата. А солдат этот уйдетза кордон. Случаи такие были. Опасность стирает грани, требуетболее человеческого отношения к своему товарищу. В наряде всего три человека, до заставы 100 и более километров. Наряд формируется так: старший наряда — старослужащий, а в помощь ему дают молодых солдат. Если на заставе он их гонял, унижал, то они не окажут ему помощи, могут просто промедлить и тогда — конец. Упал ли с сопки, укусила ли змея — помощь нужна вовремя. Более того, как главный в наряде, он идет впереди и чувствует не только направленные на него автоматы наших потенциальных противников, но и автоматы людей, которые к нему плохо относятся. А в автомате 30 боевых патронов.
Известны случаи, когда деды не принимали все это во внимание и дело кончалось для них выстрелом в спину.

За два месяца до нашего прибытия там прошел суд над дедом, избившим молодого, и через три дня после нашего прихода один дембель устроил всем «подъем» среди ночи и по очереди бил морды. Один из пострадавших «настучал» комбату. А комбат решил показать, какой он хороший «уставник» и устроил второй показательный суд. И тому дембелю (а он должен был уволиться через неделю) присудили два года дисбата. После этого деды попритихли.
Мне кажется, что в нашей армии без дедовщины ничего сделать нельзя. Многим молодым солдатам наплевать на Устав, они могут, например, проспать дежурство, а наказывают за них всю роту. Офицеры, как правило, делать ничего не хотят, все необходимое знает только старший призыв. У нас в части дедовщина присутствовала как своего рода стимул. Она помогала приучать к порядку нерадивых солдат.

Мы пришли в армию в пору расцвета борьбы с дедовщиной. Но уходили мы с такими мыслями: «Хорошо, дедовщину искоренят, и что — техника на честном слове работать будет?». Формы коллективного принуждения необходимы. У нас были именно такие. Правда, некоторые типы могли заставить молодых стирать свое ХБ, гладить воротнички, послать на «точку» (точка — это место, где по ночам бабки продают вино и водку). Еще могли послать жарить картошку на кухню. Это не считалось зазорным, только немножко угнетало в том смысле, что это делал не себе, а дедам. Но мы понимали, что потом будем делать так же и откосились к этому весело, без обиды.
Вопрос: У вас в части боролись с дедовщиной?

Ответ: Мы все это обсуждали на политзанятиях. Нам зачитывали постановления о том, что это плохо, что за дедовщину можно сесть в дисбат.
Нам говорили, что надо повышать роль младшего командира. Хотя в маленьком коллективе никто не воспринимает сержанта как командира и он не говорит никому: «Товарищ солдат, приказываю вам вымыть пол», а говорит просто: «Вася, вымой пол». Если дедовщины нет, Вася скажет: «Я сейчас доложу, что ты меня заставляешь». Я не одобряю неуставных отношений, но я понимаю, почему их поддерживают офицеры.

Вопрос: Что бы произошло, если вашу часть ввели в Нагорный Карабах?

Ответ: Если бы нам там дали оружие — перестреляли бы друг друга. У нас очень много людей разных национальностей: тысячи две грузин, тысячи четыре казахов. Группировки огромны. Хотят они или не хотят — все равно группируются. Мне трудно предположить что-то, но я испугался, если бы туда послали нашу часть. У нас там полнейший бардак. Если бы на них в Карабахе пошла толпа, они бы все разбежались. И армяне, и азербайджанцы. Против своих они не стали бы воевать. Трудно предположить, чтобы нас туда послали, но труднее предположить, что было бы, если бы нас туда послали, да еще выдали оружие. Вся часть просто бы перестреляла друг друга.

Вопрос: Получали ли огласку ЧП, происходившие в части?

Ответ: Как правило, нет. Однажды пострадавший хотел пойти к начальству, но не успел, его просто убили — скинули в шахту. Это было в нашем гарнизоне. В армии никто не станет выяснять, убийство это или несчастный случай. Ведь каждый месяц происходили ЧП: кто-то случайно в котел упал на кухне, или кто-то попал под машину, или повесился, или убежал… В зоне тоже происходит много таких случаев. А чем армия отличается от зоны? Условия жизни точно такие же, питание точно такое же, отношение к человеку точно такое же.
Защитить солдата никто не может, даже если он расскажет, что над ним издеваются. Человек полностью бесправен. И потом, командиры не задумываются о целесообразности своих приказов. Например, наш начштаба очень любил, чтобы его приказания исполнялись без рассуждений. Однажды привезли бетон, вывалили его на снег. Только мы начали работать, он прибегает: «Почему не на обеде?». Товарищ майор, бетон… Раствор же застынет через 30 минут. «Ничего не знаю, все на обед». Мы идем на обед. Когда вернулись, он спрашивает: «Почему бетон лежит?». Застыл.«Долбите!».