Вспомнил трансляцию в августе 2000 с Дома офицеров г.Видяево, когда Путин успокаивал родственников моряков АПЛ "Курск" и деньги предлагал. Вот статья супостатов, с ней я согласен.
"
Репортаж о встрече Путина с родными погибших моряков
... Невменяемому, забитому до отказа мужчинами, женщинами, стариками, детьми, обшарпанному концертному залу видяевского Дома офицеров были предложены: загорелый президентский фейс, скучающее выражение его же, знакомый, совершенно неуместный жаргон (типа «прикрыть приличное место», «ни шиша», «подмазать» и проч.) и деньги. Много денег.
«Мы, — говорит о себе Путин, — решили выплатить каждой семье среднюю арифметическую зарплату моряка-подводника сразу за 10 лет. Подчеркиваю! Зарплату, помноженную на 12 и еще — на 10...»
.... Вдруг выкрик из зала.
— А сколько это — среднее арифметическое. Вы знаете про наши зарплаты?
— Мы взяли за отсчет зарплату офицера, — уверенно говорит Путин. — Три тысячи.
По залу в унисон — недоумение.
— Шесть тысяч, — поправляется наш банкир.
Дикий хохот. Рядом со мной валится с кресла капитан II ранга.
— У нас зарплата, — поясняет сквозь слезы умиления над президентской компетенцией, — 1600.
Путин просит тишины. Берет листочек со стола, читает.
— Мне тут записали: мичман — 3000, лейтенант — 4500 (кажется, что на сцене юный Хазанов), ... капитан I ранга — 8700.
Мой сосед вдруг прикрывает рукой лицо, вскакивает и почти бегом, наступив мне на ногу, из зала. Бросает сквозь зубы: «Сволочи, у нас капитан первого ранга около шести...»
Сзади, через три ряда, поднимается Иван Тимофеевич, ему 73 года, мы с ним пили водку в самолете за любимого племянника с «Курска», за то, чтоб продержался до спасателей. Кричит:
— Хочу труп своего дитя живой или мертвый. Ты меня не покупай! Ты когда поднимешь наших ребят? Ты...
Встает жена Сережи Тылика, 23-летнего штурмана «Курска», у нее на руках девятимесячная Лизонька. Папа утонул 12 августа, а дочка 15 августа сделала первый шаг сама.
— Господин президент! Когда, вы скажите точно, когда достанут наших ребят? Нам не нужны деньги, нам нужно их похоронить.
Сразу с нескольких мест кричат:
— Отмените траур. Как вы можете? Мы же их мертвыми не видели!
Встает женщина, вытягивает руки, как будто собирается отжиматься.
— Мой сын сильный. Он умеет правильно дышать. Он обещал мне вернуться. Мой сын в седьмом отсеке. Когда вы откроете седьмой?
Поднимается еще одна мать.
— Пятнадцать лет служил сын на флоте. Ничего не было, никакой квартиры. Не знала я, что надо было ему умереть, чтоб разбогатеть.
Поворачивается в истерике, кричит кому-то:
— Вот вам повезло, у вас живой, ничего никогда не будет. Ха-ха, вам ТАК не повезло!
Истерика. Уводят из зала врачи с надписью на спине «Медицина катастроф».
Из зала уходят целыми группами. Мужчины в форме закрывают лицо руками. Женщины с крепко сжатыми губами.
А президент что-то говорит...
Он три часа говорил. Он их всех заговорил. От слов укачивало, как на лодке.
— Он хотел нас купить, а мы ждали от него человеческих слов.
Кто-то сказал? Я не помню. Кажется, молоденькая девочка. Вдова.
Он вовремя не узнал о трагедии. Он отказался от чужой помощи, а сам признал, что у страны таких возможностей нет. Разрушили страну до него... Он не виноват.
И стоял на сцене, по пальцам считая: на сколько бы раньше приехали международные спасатели.
И получалось у него всего ничего: три пальца — три дня.
А они там, на «Курске», стучали: «Нас 28. Вода прибывает». В Видяево это знают все.
И он привез откупные. ...
Елена МИЛАШИНА.
Новая Газета"
http://www.novayagazeta.ru/data/2000/61/01.html