Здесь не так легко было впасть из одной крайности в другую. Если никуда не годился парламент, то тем паче никуда не годились Габсбурги — это уж во всяком случае. Осудив "парламентаризм", мы еще нисколько не разрешили проблему. Возникал вопрос: а что же делать? Если уничтожить рейхсрат, то ведь единственной правительственной властью осталась бы династия Габсбургов, а эта мысль для меня была особенно невыносимой.
Этот очень трудный случай побудил меня к основательному изучению проблемы в целом. При других обстоятельствах я бы в столь раннем возрасте едва ли призадумался над такими вопросами.
Что мне прежде всего бросалось в глаза, так это
полное отсутствие личной ответственности.
Парламент принимает какое-либо решение, последствия которого могут оказаться роковыми. И что же?
Никто за это не отвечает, никого нельз привлечь к ответственности. Разве в самом деле можно считать ответственностью то, что после какого-нибудь отчаянного краха виновное в этом правительство
вынуждено уйти?
Или что соответственная коалиция партий распадается и создается новая коалиция? Или далее, что распускается палата?
Да разве вообще колеблющееся большинство людей может всерьез нести какую-либо ответственность? Разве не ясно, что
сама идея ответственности связана с лицом! Ну, а можно ли сделать ответственным практического руководителя правительства за те действия, которые возникли и были проведены исключительно вследствие желания или склонности целого
множества людей?
Ведь все мы знаем, что задачу руководящего государственного деятеля в наши времена видят не столько в том, чтобы он обладал творческой мыслью и творческим планом, сколько в том, чтобы он умел популяризовать свои идеи перед
стадом баранов и дураков и затем выклянчить у них их милостивое согласие на проведение его планов.
Разве вообще
можно подходить к государственному деятелю с тем критерием, что он обязательно должен в такой же мере обладать искусством переубедить массу, как и способностью принимать государственно мудрые решения и планы?
Да
разве вообще когда-нибудь
видно было, чтобы эта
толпа людей поняла крупную
идею раньше, чем
практический успех этой идеи
стал говорить сам за себя?
Да разве вообще любое гениальное действие в нашем мире не является наглядным протестом
гения против косности
массы?
Ну, а что делать государственному деятелю, которому не удалось даже какой угодно лестью завоевать благоволение этой толпы?
Что же ему остается — купить это благоволение?
Или ввиду глупости своих сограждан он должен отказаться от проведения того, что он считает жизненно необходимым? Или он должен уйти? Или тем не менее остаться?
Человек с характером в таком случае попадает в неразрешимый конфликт между тем, что он считает необходимым, и простым приличием или, лучше сказать, простой честностью.
Где здесь найти границу между той обязанностью, которую возлагает на тебя общество, и той обязанностью, которую возлагает на тебя личная честь?
Ведь каждому действительному вождю приходится решительно бороться против всех попыток унизить его до роли простого политикана.
И наоборот, разве не ясно, что именно политикан при таких условиях будет чувствовать себя призванным "делать" политику как раз потому, что в последнем счете ответственность несет не он, а какая-то неуловимая кучка людей?
Разве не ясно, что наш парламентарный принцип большинства неизбежно подкапывается под самую идею вождя?
Или неужели в самом деле найдутся такие, кто поверит, что в этом мире прогресс обязан не интеллекту отдельных индивидуумов, а мозгу большинства? 