[Саша Лютый]

8.12.1941 г. Из-за укуса вшей я до костей расчесал тело и настолько сильно, что потребовалось много времени, пока всё это зажило. Самое ужасное - это вши, особенно ночью, когда тепло. Я думаю, что продвижение вперёд придётся прекратить на время зимы, так как нам не удастся предпринять ни одного наступления. Два раза мы пытались наступать, но кроме убитых ничего не получали. Русские сидят в хатах вместе со своими орудиями, чтобы они не замёрзли, а наши орудия стоят день и ночь на улице, замерзают и в результате не могут стрелять. Очень многие солдаты обморозили уши, ноги и руки. Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались. (Из письма ефрейтора Вернера Ульриха к своему дяде в г. Арсендорф)

20.08.1942 г. Я чувствую себя хорошо и радуюсь хорошему здоровью. На этих днях падёт Сталинград и тогда решится дело с Россией. Мы только что слушали экстренное сообщение по радио о том, что Томми высадились во Франции и что всех их захватили в плен… Ну и у нас всё дело идёт по маслу. Ведь Сталинград скоро будет полностью уничтожен. (Из неотправленного письма неизвестного солдата)

29.12.1942 г. Тут в Сталинграде я зарезал трёх собак. Можете думать что хотите, главное то, что мясо вкусное. Я сварил себе сороку. Могу вам сказать, что она имеет вкус курицы - суп был такой жёлтый. (Из письма солдата Отто Зехтинга)

30.12. 1942 г. Мы уже 40 дней находимся в кольце. Неизвестно, сколько это ещё протянется, но нам с каждым днём хуже и хуже, т.к. организму не хватает сил - 200 граммов хлеба сыт не будешь.До сих пор резали лошадей, а теперь они закончились. Голод всё усиливается, еда всё уменьшается. Что будет дальше, я не знаю.Дров тоже мало, уже больше нельзя топить целый день и, следовательно, мёрзнем. Неыего есть и курить. Если вдруг возникнут болезни, будет скверно. Мы берём дрова из дзота, который сейчас не используется. Мы надеемся, что всё это скоро пройдёт, ибо долго выдержать нельзя. (Из письма вахмистра Отто Вебера)

31.12.1942 г. Мои любимые!Сейчас сочельник, и когда я думаю о доме, мое сердце разрывается. Как здесь все безрадостно и безнадежно. Уже 4 дня я не ел хлеба и жив только половником обеденного супа. Утром и вечером глоток кофе и каждые 2 дня по 100 грамм тушенки или полбанки сардин или немного сырной пасты из тюбика - голод, голод, голод и еще вши и грязь. День и ночь воздушные налеты и артиллерийский огонь почти не смолкает. Если в ближайшее время не случится чуда, я здесь погибну. Плохо, что я знаю, что где-то в пути ваша 2-килограммовая посылка с пирогами и мармеладом, и еще от Арзанда Хеде и Зиндермана тоже посылки с пирогами и другими деликатесами где-то в пути. Я постоянно думаю об этом, и у меня даже бывают видения, что я их никогда не получу. Хотя я измучен, ночью не могу заснуть, лежу с открытыми глазами и вижу пироги, пироги, пироги. Иногда я молюсь, а иногда проклинаю свою судьбу. Но все не имеет никакого смысла - когда и как наступит облегчение? Будет ли это смерть от бомбы или гранаты? От простуды или от мучительной болезни? Эти вопросы неотрывно занимают нас. К этому надо добавить постоянную тоску по дому, а тоска по родине стала болезнью. Как может человек все это вынести! Есть ли все эти страдания Божье наказание? Мои дорогие, мне не надо бы все это писать, но у меня больше не осталось чувства юмора, и смех мой исчез навсегда. Остался только комок дрожащих нервов. Сердце и мозг болезненно воспалены, и дрожь, как при высокой температуре. Если меня за это письмо отдадут под трибунал и расстреляют, я думаю, это будет благодеяние для моего тела. У меня нет больше надежды, но я вас прошу, не плачьте слишком много, если вам сообщат, что меня больше нет. Будьте добры и милы друг к другу, благодарите Бога за каждый день, отпущенный вам, потому что дома жизнь такая хорошая.

23 августа. … Марш продолжается. Мы движемся к Сталинграду, к Волге, цели всего нашего летнего наступления. Скоро мы его захватим и тогда отойдём в тыл. О, сладкие обольщающие нас надежды! Действительность оказалась совсем иной… 24 августа. …Ужас охватывает меня, когда я вижу грузовики, стоящие у дорог, доверху нагруженные нашими мертвецами. 4 сентября. …К северу от нас прорвались русские, и наша четвёртая батарея бросила на произвол судьбы все орудия. Нам дают приказ переменить позицию и выйти к дороге на Сталинград. Утром я был потрясён открывшимся передо мной зрелищем. Я в первый раз увидел Волгу, медленно текущую в своём широком русле. Мы достигли нашей цели. Но Сталинград ещё в руках русских, нам предстоят дни тяжёлых боёв. (Из дневника немецкого унтер-офицера зенитных частей).

… Как я тебе уже сообщал, с 21 ноября мы окружены. Положение безнадёжно, только наши командиры не хотят в этом сознаться. Кроме пары ложек похлёбки из конины, мы ничего не получаем, а если и выдаётся иногда что-нибудь добавочно, то до нас это не доходит, оно исчезает у начальника и его компании. Ты этому не поверишь, но это так. Вам в газетах и по радио рассказывают всякие небылицы, а в действительности пресловутое фронтовое товарищество выглядит совсем иначе. Если бы я знал, что в плену со мной будут обращаться хотя бы так, как с отцом в 1914 г., я сейчас же перебежал бы. Опытный прядильщик или техник-специалист по прядильным машинам нужен и в России. Дай бог, чтоб я вернулся когда-нибудь домой, тогда я постараюсь открыть людям глаза на то, что на самом деле происходит на фронте… (Из письма унтер-офицера Р. Шварца жене)

Здравствуй, отец. Вернее, прощай. Это будет последнее письмо, которое ты от меня получишь. Отец, ты мне говорил: "Будь верен знамени, и ты победишь с ним." Ты вспомнишь об этих словах, ибо сейчас для каждого разумного человека в Германии наступило время, когда он проклинает безумие этой войны. Победы не будет. Остались лишь сомнения и солдаты, которые умирают.Сталинград - это авантюра. Вы помешали мне найти путь в жизни, отец. Я избираю свой путь, идущий в противоположном направлении. (Обер-лейтенант Х. Фидлер - отцу)

…Часто задаёшь себе вопрос: к чему все эти страдания, не сошло ли человечество с ума? Но размышлять об этом не следует, иначе в голову приходят странные мысли, которые не должны были бы появиться у немца. Но я опасаюсь, что о подобных вещах думают 90% сражающихся в России солдат. Это тяжёлое время наложит свой отпечаток на многих, и они вернуться домой с другими взглядами, чем те, которых они придерживались, когда уезжали. Что принесёт нам Новый год? Хоть какой-нибудь просвет, но на нашем горизонте заря и не брезжит, и это действует на нас, фронтовых солдат, подавляюще… (Из письма ефрейтора А. Оттена жене)

… Ты - жена немецкого офицера и ты должна понять всё, что я тебе скажу сейчас. Ты должна знать правду. Правду об отчаянной борьбе в безнадёжном положении. Грязь, голод, холод, крах, сомнения, отчаяние, смерть. Я не отрицаю и моей ответственности и именно поэтому лишь своей собственной жизнью покрою эту вину. В газетах будут публиковать напыщенные статьи, окаймлённые жирной чёрной рамкой. Нам будут воздавать честь и хвалу. Но не верь этой крикливой болтовне… (Офицер Плат - жене)

…Пришёл конец. Мы протянем ещё дней восемь. Затем - крышка. Дорогой отец, сталинградская преисподняя должна быть для всех предупреждением. Со мной кончено. Всё идёт к концу. Рановато для 30-летнего офицера. Докладываю об убытии на веки вечные. Лейк.