[Шевченко Андрей]

Добрый день всем!

В ближайшее время я не смогу часто общаться на форуме. Однако я очень рад тому интересу, который проявился к «чаромутию» – всесцепу (концепту), который пока не разработан и который заслуживает гораздо большего и чёткого осмысления и изложения, чем то, что пока успел обрести. Вообще эта площадка – форум КПЕ – оказалась как нельзя кстати, потому что руки до моего сайта (charomutie.ru) только собираются добраться, и единственной формой (одностороннего) общения на нём является подписка на новости. Здесь же, благодаря моим собеседникам, многое удалось осознать и проговорить. Спасибо!

Я буду рад вопросам, предложениям, ссылкам на источники и т.п. – потому что намерен дальше продолжать заниматься этой темой. Конечно, важным остаётся вопрос соотнесения с КОБ. В частности, для меня самого во взаимосвязи со взглядом на мировую историю как на «чаромутие славянства» (что само по себе очень важно) интересен вопрос с «синайским турпоходом», вообще иудео-христианский вопрос, и вообще (расширяя охват дальше) вопрос о соотношении «монотеизма» и «язычества» в славянстве (или, выражаясь философски, «трансцендентного» и «имманентного»), а также вопросы относительно языка, затронутые в работе «Язык наш как объективная данность и как культура речи».

А пока что я набросал кое-какие ухваченные грани «чаромутия» как всесцепа. Это именно наброски, больше я никуда их не выношу – они не посягают на полноту и вообще не имеют самостоятельного значения, в отрыве от статьи и обсуждения в двух темах на этом форуме, иначе пришлось бы делать их значительно объёмнее.

Чаромутие как продолжающийся в ходе истории распад единого языка человечества на отдельные «языки народов». Отдельные языки жёстче, они задают обособленные мировоззрение и культуру. Жёсткость языковой основы обусловливает узость мировоззрения.

Чаромутие как появление от славян (т.е. «владеющих словом, живым языком»), множества народов. Вероятно, «антропологически» это было смешение «человека современного вида» (homo sapiens sapiens), проторусича с Русской равнины, с «палеоантропами» (homo sapiens neandertalensis) Юга, с образованием трёх основных рас (европеоиды, негроиды, монголоиды; последние частично ушли из Азии в Америку). В дальнейшем расселения и смешения рас привели к появлению множества народов. Но сегодня расовая сторона вопроса не имеет значения, только языковая. Вопрос в том, владели палеоантропы живым языком, и, если нет, то как они получили орудия труда (остроконечники, ножи) и простейшие «технологии» (обработка кости и шкур) – или здесь «отличие» от животных только «количественное»? Вопрос в том, что происходило с единым языком при этих смешениях, особенно при первом столкновении человека современного вида и палеоантропа.

Чаромутие как высшее орудие управления жрецов – «создание» «новых» языков. «Создавая» языки, жречество, по сути, «создавало» новые народы. Единственный способ по-настоящему разделить людей, выделить «новый» «народ» и одновременно получить над ним наивысшую власть – «создать» (на основе имеющегося!) «новый» язык. На его основе спустя столетия возникают «новые» мифология, культура, быт, но «самобытным» народ становится только спустя тысячелетия – с ходом действительного отделения нового языка от своего предка. Прежний язык забывают и сами жрецы, но новый язык живёт постольку, поскольку под его покровами остаётся живой праязык, первоисточник.
- С лингвистической точки зрения чаромутие как орудие жречества, т.е. намеренное изменение слов единого языка и намеренное создание алфавитов, и упрощает, и усложняет картину образования языков. Насколько искусственные меры помогают ускорить разделение сознания народов? В случае естественного разделения языков, превращения наречий в языки, это происходит очень медленно и не окончательно.
- Многочисленные алфавиты создавались не с нуля, но всегда на основе имеющихся (за исключением первого алфавита, о котором что-то определённое сказать трудно).

Чаромутие как изменение первоначальной картины мира, закреплённой в мифах, преданиях, сказаниях. Единство в целом и большое разнообразие в частностях мифов народов Земли объясняется «созданием» языков из единого праязыка. Причём чаромутные языки возникли через несколько (3-4) десятков тысяч лет после появления человека-словесника. Соответственно, все они, в своих попытках «отделиться», так или иначе, использовали выработанную в течение сотен веков мифологию. Так называемое «мифотворчество» является в основном или перепевкой обрывков уже мёртвого знания о Человеке, Мире и Боге, или приёмом языковой войны[1]. Ярким примером «мифотворчества»-перепевки является разноимённое единство культа Велеса (Ваала, Бела и т.д.): Быка, Вола, Воли, Дьявола, Чёрта, Чертевлада, Господа, Князя, Мага, Жреца, Повелителя Слова – Логоса.

Чаромутие как выработка форм передачи и хранения смысла в забвение живого содержания. Расселяясь на обширных пространствах, люди прибегали при передаче сообщений к посредникам. Для того, чтобы носитель сообщения передал его неискажённым, приходилось использовать одинаковые формы устного и письменного слова. Постепенный перенос внимания на формы привёл к забвению живого содержания, сердца послания, биение которого не обеспечивчается только обусловленными формами. Написанное слово или слово, переданное через «гонца», не имеющего отношения к сути сообщения («объективного»), не способно передать всю полноту смысла.

Чаромутие как создание письмён, хранящих знание, утратившее (в забвение устной передачи) живой смысл. Получая в дар от владеющих живым языком (и, соответственно, мощью знания, мощью технологий) «богов», которые «стали входить к дочерям человеческим», знания о человеке, Мире и Боге, «естественный человек» трепетно относился не столько к содержанию, сколько к форме. Древнейшие «священные» тексты, например, Веды или Авеста, хранят сведения, оживить которые не смогли многочисленные слои «учеников». Изначально и в течение многих тысячелетий или даже десятков тысяч лет передаваемая устно, Веда была записана (всего несколько тысячелетий назад, там, куда её принесло славянское племя ариев – в долине Инда) и, таким образом, утрачена. Для современного человека такие тексты – именно памятники, свидетельства «мудрости предков». Хотя что это за мудрость, какая она и насколько мудрая, сегодня понять невозможно, это, скорее, просто игрушки для пытливого разума. Отдельный пример представляет заимствование и сборка иудеями разнообразного древнего знания в «Каббалу» – даже почти насквозь чаромутная мудрость (к тому же изрядно иудеями «приправленная») позволила оживить иссохшие тексты.

Чаромутие как создание «тайного» и «священного» знания. Знание о человеке, Мире и Боге окончательно становится «тайным» и «священным», когда смысл исчезает из письмён. Теперь нет никаких препятствий к тому, чтобы привязать знание к количеству. Степени посвящения (в том числе современные «кандидатские» и «докторские») задают «лестницу в Небо», куда изначально и должна была привести человека дочаромутная Вавилонская башня. Сокрытие знания и стремление к раскрытию «тайного» знания удерживают эту магическую вертикаль, вертикаль власти знания над человеком.

Чаромутие как создание обособленных мировоззренческих (больших знанческих) систем. Вероисповедания, «эзотерические» системы, наука. Жёсткость языка и узость мировоззрения позволяют выстроить стройное и многоуровневое знанческое здание, в то время как живой язык не определяется ни алгеброй, ни геометрией, ни физикой, будь они «священные», «сакральные» или «научные». Тайна, «сакральность», «священность» мира полностью переместилась в форму, отчуждённую от смысла словесную оболочку. Повышение значения «терминологии» и «терминологического аппарата», своей многосложной нескладностью охраняющих «непосвящённых» от прыжков по ступеням – спасительная милость! Надежда на полное описание мира.

Чаромутие как наделение форм самостоятельностью. Привыкая во взрослости к чуду различения предметов в окружающем пространстве и к почти окончательно затвердевшему (в 20-30 лет) миру, человек проделывает такой же путь в отношении пространства умственного. Достижением является различение предметов в этом пространстве, то есть узнавание понятий с разных точек зрениях (в разных концепциях и теориях), в разном приближении, с разных углов (методики рассмотрения), под разными именами. Но и эта взрослая твёрдость является необходимой лишь переходно, а материальный и умственный миры могут осознаваться как живые, кроме действительной своей твёрдости имеющие свойство твориться наблюдателем – его внутренним неведомым усилием. Отказ от переобразования окружающего мира изменением самого подхода к нему был естественным следствием переноса внимания на формы, на их твёрдую «объективность», самостоятельность, независимость от наблюдателя, был полезным и даже необходимым шагом по изучению «мира-как-есть», попыткой устранить воздействие наблюдателя – но это и был тот самый «подход», непосредственно переобразивший мир и человека. Приняв, что формы имеют самостоятельное значение, что чаромутное (т.е. внешнее, отчуждённое, книжное) знание имеет ценность потому, что описывает «соответствующий» «объективный» мир, человек получил, с одной стороны, действительно очень твёрдый и понятный мир, с другой стороны, мир, асфальт которого буквально разламывает изнутри росток неубитой тайны, требующей живого участия и особого смысла каждого человека. Снаружи этот мир гнетёт также очень твёрдый кошмар – но его плоская внешняя «понятность» (свалим всё на экологию и инопланетян), его внешняя катастрофичная опасность с пёстрыми завихрениями общественного подсознания (вроде инопланетян, мышей-рокеров с Марса и прочего спиритуализма) есть лишь следствие упорного забвения живой глубины.

Чаромутие как оголтелый символизм. Понятиям приписывается самостоятельное и неизменное значение (т.е. слово определяется через другое слово, и эта связка считается «объективной»). Узнав «великие тайны», человек стремиться спрятать их в рукав, сохранить, дав имена. Он верит, что достав это имя, он сможет вернуть к жизни то явление, которому оно соответствует. Так оно и происходит – но соответствие явлению не задано само по себе, самим миром или кем-то, оно зависит от самого человека, от смысла, который он вкладывает, от его намерения. Внимание человека перемещается на символы, на магический механизм, но оживляет этот внешний механизм нечто совершенно ему внеположное – искра духа. Описывая Вселенную, оголтелый символизм забывает сказать об одном: о своей собственной условности. Задавая «священные» значения символам (например, буквам алфавита или «Звезде Велеса/Давида»), «посвящённый» сам наполняет эти символы соответствующей энергией. Конечно, она будет чаще именно той, которую он должен там увидеть – потому что он и собирается увидеть то, о чём ему говорят! Разумеется, все эти энергии, тонкие вибрации и прочая и прочая существуют – и все эти материальные обеспечители работы компьютера Матрицы очень прочно удерживают понимание человека, направляют собственное осмысление в давно накатаннное русло, притягивая его ручейки к несравненно более сильному потоку «общепринятого». Владение символизмом – просто пользование программами (иногда «хорошими» и мощными). Высшее владение – использование возможностей Матрицы, операционной системы. Но программировать Матрицу (а не служить только её батарейкой, взаимодействуя с операционной системой и другими программами) можно только извне – и это уже за пределами символизма. Останавливаясь на «объективности» вибраций символов, человек остаётся рабом.

Чаромутие как магия общепринятого взгляда на мир. Здесь можно долго говорить о распространённых заблуждениях – все вместе они составляют Матрицу, в которой мы живём, но интересны не сами по себе, а в соотнесении с тем, что делает их такими «твёрдыми», что скрепляет из них Матрицу, что заставляет в них «верить». Это есть «вера» в твёрдость мира (который на самом деле – жрецы знают – весьма условен), независимость его от человека, это и есть «отчуждённое знание», начало и следствие чаромутия, это и есть опора действенности всякой магии, в первую очередь «магии общепринятого взгляда». И потому, даже в самом избавлении от общепринятых заблуждений узнаванием «истины», «фактов», тоже необходим анти-дот – понимание сути чаромутия. Сейчас много раскрывается «тайн» Египта. Но кто же был первыми фараонами?! Очаромутившиеся славяне! Нет? Ну, пусть хотя бы «европеоиды»! «Боги», «инопланетяне»? Да, для диких народов обладавшие живым языком были богами или спустившимися с небес, хочешь образно, а хочешь буквально. А где были построены мегалитические сооружения, более древние и не менее загадочные, чем пирамиды? Там, где жили пелазги – одно из славянских племён, во времена первого, славянского чаромутия ушедшее из Руси! А где находят самые древние культуры человека современного вида? На Руси, а не в Египте, там и подавно ничего такой древности нет, и цивилизация там возникнуть не могла! Так почему же на Египте свет клином сошёлся и куда уходит столько внимания? Чего стоит «раскрытие тайн древнего Египта» без осмысления этих тайн и самого Египта сверху, с точки зрения мировой истории? Какой общепринятый взгляд создаётся после «раскрытия тайн»?

С уважением, Андрей.

[1] Ярким примером средства языковой войны служит Библия и закрепление в «терминологиях» наук многих имён из неё, и таковое же закрепление многих греческих и латинских слов. «Семиты», «яфетиды» – таких народов нет и не было никогда. Назови славян «европеоидами» (это, конечно, уже не про Библию), а разные племена назови «народами» и славнами их не признавай («вы что, откуда славяне в Египте?! Европеоиды были, но славяне-то откуда?! А раз европеоиды, значит, пришли, надо полагать, из Европы!») – вот и получится, что большинство, собственно, людей из истории вообще выкинуто. А уже используя «правильные» имена, выигранные в языковой войне, можно вести войну информационную. Например, Геродот не смог сказать, «справедливо» или «несправедливо» изгнали «афиняне»-ионийцы пеласгов (построивших сами Афины) из Аттики, но существовало предание, обработанное для театра Еврипидом (вот где стык войны языковой и информационной), что они получили её в дар от местных владык (получается, от самих пеласгов, пришедших из Руси и оставивших «грекам» слой языка и, соответственно, культуры, благодаря которому, с приложением собственной наглости, возвысились «греки»). Сегодня нам известно, что ионяне были «дети Иавана, сына Иафета», т.е. иудеями, пришедших в догреческую «Грецию» и, уничтожив пеласгов, ставших «греками».