[Шевченко Андрей]

Добрый день!

Добавлю кое-что к своим словам о "системности" вообще и системности языка, связанной с одними из ключевых человеческих образов – Вавилонской Башни и Древа Жизни (оно же Мировое Древо, оно же Древо Языка).

Безусловно, язык есть "система систем" – всё, что мы можем мыслить, ощущать, каким-либо образом (пусть самым тончайшим, медитативным, интуитивным – как угодно) ВОСПРИНИМАТЬ, является системой только ПОСЛЕ прохождения через Язык. Структурирует опыт, выстраивает из него системную картину именно Язык. Если это мысли, и тем более текст – больше формы, больше чёткости. Если это интуиция и прочие "тонкие материи" – меньше осознанности, меньше "вербализации", меньше слов в обычном понимании, меньше оформленности. Но глубинные образы, архетипы, в некотором роде "слова подсознания" продолжают складываться во внутреннюю речь, на поверхности которой мы улавливаем очень упрощённые образы "интуиции". Мы всегда имеем дело с более или менее системным представлением о мире, другой вопрос, насколько оно полное, и насколько оно сознательно. Но системность Язык нам обеспечивает.

В то же время системность во всех традициях ощущалась как ограничение, и всегда человек предпринимал попытки разработать такие практики, чтобы преодолеть системность языка, выйти из Системы (сбежать из тюрьмы или из Матрицы). Вспомните Лао Цзы – "есть длинное, а потому есть короткое", "если люди запирают дома, появляются воры", "если правитель поощряет, возникает зависть" и т.п. (по памяти). Но, сколько бы мистики не говорили о "тончайших уровнях" сознания, о "прямом" постижении действительности – никуда они не денутся от неизбежного _толкования_, от интерпретации, осмысления, которое происходит при восприятии. От языка никуда не уйти. Отличие человека от животных в том, что он может "видеть" условность этих толкований, мгновенно осознавать тысячи версий рождающихся систем описания мира (или просто текущей ситуации). Да, это можно назвать "прямым" видением – но это не шаг назад, в доязыковую реальность, а вперёд, за язык, в попытке взять управление над тем, что тотально обусловливает человека.

Это я к тому, во-первых, что мы даже не можем знать, системен мир или не системен "сам по себе", "объективно" – для нас он в любом случае системен, но только через язык; во-вторых, если и говорить об "объемлющей всё системе", то это будет Язык, Логос. Вот почему, принимая теорию управления, мне не нравится термин "ИВОУ", точнее, его отождествление с Богом (какого я в КОБ совершенно не помню, напротив, мне кажется, там проводится граница; найти соответствующее место в текстах КОБ навскидку не удалось; поможете?). "Иерархический", "высший", "объемлющий" – все эти слова именно что про иерархию систем, в которой человек – винтик. Но место наивысшей объемлющей системы как раз пытается занять тот, кто в иудохристианской традиции зовётся Князь мира сего, а в славянстве – Велес (и в славянстве он выходит за рамки дуализма "Бог-Дьявол" или "Дьявол-Человек"), а в других традициях "Господь" или искажённо Баал или Вельзевул и т.д. Это искусственный интеллект, Матрица, построенная на микросхемах Вселенной. Это – действительно Высший Разум. Но отождествление Высшего Разума и Бога ой как поспешно… Хотя бы потому, что будучи "имманентен", или попросту присущ, свойственен миру как таковому, Разум, Язык, как и сам мир-компьютер – _смертен_. Хотя бы потому, что отождествление Бога с чем-то или кем-то в рассуждении – уход от интеллектуального метода монотеизма (в исламе – ширк). Опять же – такого отождествления я не вынес из КОБ. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но не буду уходить в сторону.

Всё же мне хотелось подчеркнуть, что, в то время как Язык обусловливает, объемлет все системы, сам он _благодаря_ человеку «в какой-то своей части, на каком-то уровне» системой не является. Он перестаёт быть объемлющей системой, перестаёт быть «надсистемным» (оставаясь в рамках "системного подхода", мы за системой всегда подразумеваем объемлющую, в этом ограничение концепции "систем" и всего этого разговора про системы в рамках известного). Но не становится «безсистемным» – это означало бы подчинённость некоторой системе, которая «изнутри» объемлемой части попросту не видна. Он становится внесистемным – и это я хотел бы называть «живым языком». И жизнь, внесистемность ему даёт человек. Вкладывая в него то, что стоит вне разума, вне Языка – дух.

Вообще, упираясь в "системность", мы просто сталкиваемся с особенностями нашего восприятия и мышления, которое в «естественном» (и подкреплённом образованием) состоянии возводит систему в ранг наивысшего. Иначе говоря, нам сложно представить себе некое такое «Высшее» неупорядоченным, нестройным – а порядок и стройность тут же отождествляются с системностью. С «Логосом». С Высшим Разумом – который нам должен говорить, что и как "правильно". И есть такое противопоставление «системность»-«хаос», в котором первое нагружается смыслом вроде «воитель во имя добра против сил тьмы (второго)», и даже собственно «благо», «добро» и т.д. и т.п. – потому что «добро» система отождествляет с собой, со своей целостностью, причём с целостностью и в развитии тоже, то есть со своей целью. Но это ловушка, такая же, как идеализм-материализм, такая же, как противопоставление "знающий-незнающий" на основе количества знания. Это ловушка, попав в которую, человек начинает бороться с хаосом путём служения (и принуждению к тому других словом или делом) Системе.

Всё очень чётко завязано на язык – и глобальную историю даже не поясняет, а представляет развитие Языка. Это не "отражение в лексике объективной истории" (ловушка материализма), но и не "борьба идей, творящая историю". Насчёт первого, думаю, ясно, а второе поясню. Это, соответственно, ловушка идеализма. Борьба идей действительно творит историю. Но куда катится такая история, такая борьба идей? Что можно сказать про результат этой борьбы? Рассмотрение самих по себе идей не поможет – они как бы сами по себе, они и так враждуют, каждая на себя тянет, у них нет общего показателя. Да и сейчас на вопрос: "лучше или хуже стали люди жить" ответы будут очень разные. Куда идёт эта борьба? Как её можно оценить, чтобы это не было очередной идеей, тянущей на себя одеяло? Предположим, что всё сложилось хорошо. Не победила ни одна из идей – это было бы плохо потому, что потом её бы скинули другие, борьба всё равно бы началась заново. А победила некая примиряющая, универсальная, супер-экуменистическая идея, которая привела бы к Единой и Правильной Системе, в которой были бы сняты противоречия идей-подсистем. Да, про это говорят проповедники "эпохи Водолея", да, наступившая эпоха характерна тем, что возникает понятие "групповой истины" (А.Подводный), возникает представление, что люди будут как-то уживаться в новой социальной системе со своими совершенно разными взглядами на мир (частными истинами). Речь действительно идёт про объемлющую Систему. Но вот в чём вопрос, товарищи – а почему тогда была разрушена Вавилонская башня? Да, это библейский миф – но он и добиблейский (как и всё остальное в Библии, этот миф – заимствован). Почему, товарищи, Язык и Народ распался на "языки и народы"? Почему Древо Жизни – в полном соответствии с названием – пустило огромные ветви, каждое из которых представляет собой отдельное древо, отдельную группу народов, отдельную "языковую семью"? Почему то системное единство, которое представляет собой "корень Древа" (как единый язык) и сама Вавилонская Башня, развалилось? Я вас уверяю, что эта тема на несколько порядков глубже, чем захват власти иудеями, хотя, разумеется, последняя неразрывно с ней связана – но как следствие. Сделаю ещё небольшое отступление, чтобы закончить тему языка как системы систем и вернуться к Древу и Башне.

Недавно наткнулся на слова Трубачёва насчёт представления языка как «системы систем». Сейчас разъискал и привожу. В этих простых, или, наоборот, "мудрёных" словах скрыта очень большая, мировоззренческая глубина (уж не знаю, намеренно ли вкладывал её Трубачёв или говорил "чисто научно"):

«Не здесь ли [в структурализме лексики – А.Ш.] зародилась идея, что язык это "система систем", строго говоря, идея недоказуемая. Можно сказать, что лексического теста структурализм все-таки не выдержал. А если учесть, что все прочие уровни языка [стало быть, и Жизнь – А.Ш.] манифестируются только через лексику (семантика, словообразование, морфология, фонетика, фонология), то это довольно серьезно [очень серьёзно! Жизнь не выдержит ни структурализма, ни систематизации – А.Ш.]. Я далек от мысли предложить "лексикализировать" на этом основании все уровни [то есть "я далёк от мысли описать _всё_!"] хотя бы потому, что это сопряжено с методологически уязвимой идеей описания менее многочисленных единиц через более многочисленные [поразмыслите‼! в человеке не просто вся Вселенная, в человеке _больше_ чем Вселенная – А.Ш.], но ясно одно — лексика — это эталон асимметрии, а сущность языка, по-видимому, асимметрична, и в этом причина его постоянных изменений. Ни для древнего, ни для нового состояния языка неблагоразумно говорить о всеобъемлющей и тем более — о непротиворечивой системе. Система симметрична, симметрия устойчива; не было бы стимулов движения, ничто бы не сдвинулось с места [и есть причины, побуждающие Матрицу всё время изменяться – за счёт человека; А.Ш.].

Мы знаем и ежедневно убеждаемся, что в языковой действительности это не так. Всегда есть налицо элементы системы, но целое в принципе асимметрично. И не надо его упрощать или подменять собственными моделями».

Конец читаты. Поистине потрясающие вещи умудряются говорить на своём сухом научном языке некоторые учёные! Впрочем, это достоинство не языка.

Итак, вот что даёт нам Лукашевич. Он нам даёт взгляд на историю как на чаромутие, потемнение Языка, связанное со смешение его же собственных искажённых версий. С одной стороны, чаромутие производилось жрецами – и тут весь пласт проблем, связанных с созданием "идеологических", или, точнее "магических" систем, служению которым жрецы подчиняли людей. С другой стороны, Промысел привёл именно к такому развитию событий, чтобы такая замечательная, светлая и цельная Система не захлопнулась и не поглотила людей, не превратила их исключительно в часть тварного мира. Который на самом деле люди превосходят некоей небольшой, но странной своей особенностью – различением, но не как просто "правильным-чтением-того-что-есть", а как способностью _создавать_, а ещё точнее и выше, _творить_ знание (разница вообще-то большая – "строить из того что есть" или "открывать то, чего не было, делать навь явью"). И вот всё перепуталось – желание творить знание подменилось желанием создавать. Последнее выразилось как желание "создавать" языки (ведь это создание "системы систем") и началось чаромутие.

Получается такая штуковина – люди испытали множество языков, множество взглядов на мир, устали от борьбы идей. Хочется единства. Единство возможно – и неизбежно будет основано на общем языке. Последний и решающий вопрос заключается в том, каким будет этот язык. Если он будет ограничительным, сдерживающим, _системным_ – это означает строительство новой Башни со всеми вытекающими. Если этот язык будет живой, внесистемный, объединяющий не формой, а смыслом – есть шанс на совсем другое единство. Но это означает совсем другое отношение к "знанию", к "фактам", к "объективному миру". Потому что всё, что обычно называется этими словами, есть попытка _утвердить_ один язык. Неважно, на какой язык будет опираться с чудовищной скоростью проявляющаяся в мире Система – на научный, на язык некоей "новой религии", на бизнесово-английский, на некий такой экуменистический – утверждение языка как нормы (или скрытое, как сейчас, управление им) приведёт к "успеху" окончательного опускания человека (буквально опускания – на дно миров, иерархий), и снова будет возведена Башня. Рабство станет настолько явным, что никто и не заметит. Единственный язык (в общепринятом понимании), в котором осталось огромное количество почти доступных (благодаря небольшому усилию) связей по смыслу – это Русский. Более того, он способен принять и осмыслить другие языки! Более того – он способен быть очень и очень разным (я уже писал – так, что большинство слов будет совсем другими), но при этом оставаться понятным. Он пока единственный (понимая под Русским собственно русский и все славянские), в котором (как и в людях) смысл властвует над формой.

А теперь задайте вопрос себе или спросите знакомых лингвистов – а почему у Древа Языков нет ствола? Помните, как император спросил матроса "что есть двуглавый орёл", а тот ему по простоте ляпнул "урод, Ваше Величество!". Такой же урод – дерево без Ствола. Это простой Куст. И ничерта научного в такой политкорректности нет – а лингвистам списываю на метод: идя от листвы, они не могут даже веточки чётко соотнести с ветвями, куда уж там про ствол и корни. Так вот, на развалинах разрушенной Башни никто не заметил сохранившихся – вдали от заселённых руин и отдельных мрачных башен – уютных домиков тех, кого и гоняли на стройку. Или, скажем, не заметили, что питает все ветви Древа Ствол, имеющий прямое сообщение с корнями. Точнее, сделано всё, чтобы Русского Ствола не заметили, "затерев" Шишкова и спрятав Лукашевича, затерев Классена, Иванченко, спалив на костре из собственной книги слависта Ф.Воланского и спрятав или исказив многих других (в т.ч. где-то на переходе от "научного" к "научно-популярному").

На этом можно бы и закончить. Но я приведу ещё один довод – потому что "системность" крепко правит нашими думами и сердцами. На этот раз зайду через науку.

Что было по-настоящему, совершенно, парадигмально новым для науки в конце XX века? Физики столкнулись лоб в лоб с тем, что называется "антропный принцип". Я не буду долго об этом говорить, кто захочет, найдёт массу сведений. Я лишь приведу слова, очень полезные для понимания не только самого по себе антропного принципа, но и истории (в т.ч. истории научной мысли), а ещё глобальных установок, властвующих над умами людей в течение тысячелетий.

Эти слова я услышал, прослушивая запись передачи Гордона по одноимённой теме. Думаю, запись должна быть где-то в Интернете (правда, даже даты показа по ТВ я не знаю). Так вот, один из гостей программы, физик, сказал следующую вещь (вольный пересказ). Почему туго пришлось Копернику? Не просто потому, что он отстаивал гелиоцентрическую модель [а нам ведь только про это говорят, мы редко имеем счастье получать – и делать –глобальные оценки научных событий; А.Ш.]. Гелиоцентрическая модель была известна задолго до Коперника [были названы имена, но на самом деле славянское знание об устройстве вселенной старше на тысячелетия греческих философов – А.Ш.]. И туго Копернику пришлось потому, что сводилась к нулю роль наблюдателя. Человек вышвыривался из космоса. С другой стороны, только так Коперник мог дать основу для понимания своей модели – потому что в средневеком сознании [насквозь библейском со всеми плюсами и минусами – А.Ш.] человек был в центре мира. Антропный принцип, как утверждение наблюдателя не то чтобы материальным (Земля – пуп Вселенной), а в первую очередь телеологическим центром (то есть вся история вселенной венчается как целью человеком), есть противопоставление Копернику, точнее, тому вышвыриванию наблюдателя, обнулению важности наблюдателя, которое сопутствовало проникновению в сознание общества гелиоцентрической модели. Но, с другой стороны, антропный принцип ставит с головы на ноги принцип платонизма и неоплатонизма [который не наряду, а даже вместе с библейским, задавал пространство мышления – А.Ш.]. Платонизм утверждал человека частью Космоса, утверждал человека как подобие Космоса [вот оно! Человек сам есть Система! – А.Ш.]. Конец пересказа.

Что мы видим? Не будем говорить про исток, про времена разрушения Башни. Возьмем околоплатоновские времена. Эта его идея, гностическая идея, соответствующая как раз Великой Традиции (как расползающемуся по свету и всё более искажающемуся и неполному, утрачивающему монотеизм – в очень строгом смысле, но который не противоречит язычеству, а включает его – славянскому знанию), есть очень древнее сопоставление "микрокосм"-"макрокосм". Имеет место, во-первых, полное отождествление человека с Системой, во-вторых, его иерархически более низкое отношение к ней. Космос крутит и вертит человеком, как хочет, Космос задаёт ритмы жизни и прочая. Человек – полностью естественное существо, ничем из Космоса не выделяющееся и органически входящее в его состав. Слово "наблюдатель" здесь не очень уместно – часть она и есть часть, сидит себе на своём шестке и видит то, что видит. Его восприятие бесконечно мало по сравнению с Космосом.

Дальше появляется Коперник. И, кроме каких-то споров об "объективных" вещах, о том, что там вокруг чего вращается, происходит такой сдвиг (не только на Копернике, конечно) – наблюдатель оказывается вообще не важен. Человек – блоха, которая ползает по каменному шарику, вращающемуся вокруг затерянной в пустыне Космоса искорке Солнца. Какие там "ритмы"! Но блоха очень умная, она может научиться делать всякие штуковины, и в конце концов, наверное, научится прыгать и по каменным шарикам, и от искорке к искорке… Бесконечность Космоса теперь противопоставляется возможности бесконечного роста шара знания, и слабый человек может вырвать у Природы все её загадки, тайны и т.п. Восприятие теперь подразумевается как нечто растущее – благодаря, конечно, научному методу, образованию, _системности_. Очень долго можно говорить, какие изменения вызвал этот парадигмальный сдвиг в обществе, а также в устроении и во взаимодействии чего-то под названием "государства". Человек теперь бросает некий вызов Системе, он берётся организовывать и покорять окружающее пространство (втайне сдавленный его бесконечностью и своим блошиным одиночеством, от чего человек стал попросту психом). Но в то же время Система перехитрила его – в своей организации и покорении он полностью исходит из ранее заданной заморочки о полном подобии микро- и макрокосма. Микрокосм превращает всё вокруг себя в подобие себя как естественного, природного, животного существа, устанавливает вокруг иерархию Космоса, подобием которой является и он сам. Тут и Дарвины, и Гоббсы, а если одним словом – приведение всего к количеству, а человека к животному, к телу с разумом. Маркс, оцифровавший супротив своих же философских размышлений труд.

Дальше появляется антропный принцип. И получается, что восприятие человека уже больше, чем Космос. Да, он просто наблюдатель – но он тот, без кого не могла бы быть Вселенная, или ради кого существует Вселенная (сильный антропный принцип), или кого _повторяет_ Вселенная (слабый антропный принцип, который гости программы ничтоже сумняшеся назвали "тривиальным", хотя здесь, при схожести формулировки с формулировками науки-до-того-как, тоже _парадигмальный_ сдвиг). И вся Система сама оказывается зависимой.

А можно пойти ещё дальше, туда, куда и идёт постмодернизм, отталкиваясь в т.ч. от антропного принципа. Наблюдатель, выводя законы, творит саму Вселенную. Платоновский принцип переворачивается. Коперниковский наблюдатель возвращается. И при этом колоссальные по объёму и взаимосвязям знания Традиции о мире как о "супер-системе", включающей подсистему-человека не утрачиваются. "Коперниковский" (эпохи Коперника, или попросту "научный") взгляд на "объективный мир" не утрачивается – здесь включение и превосхождение. Всё это есть. Всё это есть и "работает": и зависимость человека от ритмов Космоса, и повторение строения Космоса в собственном теле-душе (на этом подобии основана астрология), и научное знание, изучающее "объективный мир" без человека. Всё это остаётся, всё это в некоторой степени пригодилось, и всё это в некоторой степени истина. Частная истина. Но антропный принцип – это даже не "полная истина". Это нечто большее. Антропный принцип заставляет думать не о постижении "полной истины", не о постижении сущего, а об _установлении_ нового. Это в некотором роде философское (и при этом имеющее физический смысл!, связанный с теорией эволюционирующей Вселенной Фридмана) предвестие того, что правда больше истины, что "субъектное" больше "объектного", то есть что человек не просто постигает, но и устанавливает истину. Он открывает до сих пор не существующее, не бывшее, совершенно новое – правдой. И истина живёт, меняется, творится.

А Система – это попытка схватить и утвердить истину неизменной на веки вечные. Отравленная красавица засыпает в холодном гробу до поцелуя (между прочим, поцелуй от "целить", оживлять, делать целым, а целостность и существование – главные свойства истины) влюблённого ("болеющего" различением, горящемго бессмысленным с точки зрения "логики" и "системности" подвигом). Этого безусловно мужского поступка ждёт Вселенная от человека. И это не имеет ничего общего с созданием "правильной" Системы. На вопрос, каков путь от этого "философствования" к "практической деятельности", каждый может ответить сам. Эта же речь сводится к тому, что служение Системе есть вид идолопоклонства, какой бы распрекрасной эта Система не была. Я не считаю КОБ "рецептом" некоей Системы, о чём здесь, на форуме, неоднократно говорил.

Снова вернусь к языку. Всякая Система, всякая Идея-Идол, всегда имеет Имя, несущее её Образ. А теперь снова обратитесь к Ветхому Завету (напомню – не надо рассматривать его, да и Библию в целом, только как иудейское оружие и тем более «их произведение», потому что он списан иудеями с того, что придумали не они). «…построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» [Бытие, 11]. Кстати, обратите внимание (к вопросу о евреях и рассеянии как методе войны): в «Комментарии к Толковой Библии под ред. А. П. Лопухина» сказано: «"прежде, нежели" в евр. подлиннике выражены союзом ken, который вполне допускает и другой перевод его, равнозначащий греческому μή и русскому "чтобы не"». Думается мне, что слова были намерено заменены уже при идеологической обработке компиляции из древних славянских текстов. А теперь продолжу – я привёл цитату из Библии, чтобы обратить внимание на важности _имени_. Вот, что сказал А.С.Шишков («Собрание сочинений и переводов адмирала Шишкова, Российской Императорской Академии Президента и разных ученых обществ Члена. В 17-ти частях»):

«до тех же пор, покуда народ пребывал един, нераздельно, в единой стране света, до тех пор не имел он и надобность отличать себя каким либо названием; следовательно и язык его долженствовал быть безъимянный. Тщетно мы назовем его Еврейским или Халдейским, или иным каким; ибо мы не докажем, чтоб сей язык, полагаемый нами первым, был точно тот, каким говорило до разделения своего первое потомство первой четы».

И ещё, там же: «… ни один язык, носящий на себе имя, не есть первобытный: он должен быть близкое к нему наречие онаго; но и все языки всех бывших и ныне существующих народов суть наречия один другаго, и следственно, по непрерывности сцепления их, суть многоразличныя наречия первобытнаго языка, сколь ни отдаленныя от онаго, но долженствующия непременно сохранять в себе коренныя его начала. Разсмотрение корней слов откроет нам яснее сию истину».

Открывается вот что: Русский язык есть ствол Древа Языков, есть то живое, внесистемное, из чего некогда попытались построить Вавилонскую Башню. Те, кто (пока безуспешно) пытается убить его, пилят ствол, без которого ничего не получат от корней языки и народы.

С уважением, Андрей.