[Вася]

часть 02 (продолжение)

«Итак, подходим к вопросу о действии бесов на душу в загробном мире. Очень интересную мысль по этому вопросу высказывал святитель Феофан Затворник (Говоров) в толковании на 80-й стих 118-го псалма «…мытарства представляются чем-то страшным; а ведь очень возможно, что бесы, вместо страшнаго, представляют нечто прелестное. Обольстительно-прелестное, по всем видам страстей, представляют они проходящей душе одно за другим. Когда из сердца, в продолжение земной жизни, изгнаны страсти и насаждены противоположныя им добродетели, тогда что ни представляй прелестнаго, душа, не имеющая никакого сочувствия к тому, минует то, отвращаясь от того с омерзением. А когда сердце не очищено, тогда к какой страсти наиболее питает оно сочувствие, на то душа и бросается там. Бесы и берут ее будто друзья, а потом уж знают, куда ее девать. Значит, очень сомнительно, чтобы душа, пока в ней остаются еще сочувствия к предметам каких-либо страстей, не постыдилась на мытарствах. Постыждение здесь в том, что душа сама бросается в ад».

«Мысль свт. Феофана идет в русле наставлений преподобного Антония Великого. Приведу и его замечательные слова: «Бог благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая благословенным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает однакож, как Он (будучи таков) о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостивым к ним; то на сие надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтоб Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благодеяниями снискиваем мы разрешение в грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения».»

«Короче говоря – когда мы ведем жизнь правильную (т.е. праведную), живем по заповедям и каемся в их нарушении, то дух наш соединяется с Духом Божиим, и нам бывает благо. Когда же поступаем против совести, нарушаем заповеди, то дух наш становится единым с демонами-мучителями, и таким образом мы попадаем в их власть. И соответственно степени нашего добровольного согласия на грех, добровольного подчинения себя их власти – они мучают нас. И если на земле еще есть покаяние, то там уже поздно. Но не Бог, оказывается, наказывает нас за грехи, а мы сами страстями своими отдаем себя в руки мучителей. И начинается их «работа» - они своего рода хищники или ассенизаторы, очищающие окружающую среду от нечистот. Вот что происходит с душой по смерти на мытарствах.»

«Славянское слово «страсть» означает прежде всего страдание, а также сильное желание чего-либо запрещенного, греховного – то есть в конечном счете тоже страдание. Страсти – это страдания. Христианство и предупреждает, что все страсти, будучи греховными, приносят человеку страдания, и только страдания. Страсти – это обман, это наркотик, это прелесть! По смерти и происходит выявление реального действия страстей, реальной их жестокости.»

«Как же проявляют себя эти неизжитые страсти в том мире? Приведу мысль игумена Никона (Воробьева): «Страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле, будут, как огнем, палить тебя без какой-либо возможности утолить их». Это в высшей степени серьезно.»

«Здесь, на земле, с нашими страстями проще. Вот, я заснул – и все мои страсти уснули.»

Подобное соединяется с подобным. Сила покаяния.

«Каждая ступень мытарств есть проверка силы укорененности определенной страсти в человеке, когда обнаруживается ее полная сила. Тот, кто не боролся со страстью, культивировал ее, отдавал все силы своей души на ее взращивание, - падает, срывается на этом мытарстве. И это – либо падение, либо прохождение мытарства – определяется уже не усилием воли человека, а действием преобладающего в нем духовного состояния. Игумения Арсения, одна из замечательных подвижниц рубежа ХХ столетия (1905), писала: «Когда человек живет земною жизнью, то он не может познавать, насколько дух его находится в порабощении, в зависимости от другого духа, не может этого вполне познавать потому, что у него есть воля, которой он действует, как когда хочет. Но когда со смертью отнимается воля, тогда душа увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души, которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы».»

«Иначе сказать, если мы на земле не боремся с малыми искушениями, не противостоим их давлению, то тем самым ослабляем свою волю постепенно уничтожаем ее. И там перед лицом 1000-кратно большей силы страсти наша воля вообще уже отнимется, и душа окажется во власти демона-мучителя.»

«Самое же серьезное – мы уже подчеркивали это – в том, что, как пишет Антоний Великий, душа, покорившаяся страсти, соединяется там с демонами- мучителями. И это происходит, так сказать, естественно, ибо подобное всегда соединяется с подобным. В условиях земной жизни мы также соединяемся с людьми одного духа. Подчас удивляются – как эти люди сошлись? Потом, при более близком знакомстве, оказывается: да у них же дух один! Они единодушны. Единый дух соединил их.»

Мы свободны творить добро и зло.

«Почему, говоря о посмертном пути человека, постоянно подчеркиваем, что он есть испытание души – сначала на добро, а потом на зло? Почему именно испытание?
Потому, что Бог в самом творении человека дал ему Свой образ, который предполагает такую свободу, которой Бог Сам не может коснуться. Ибо Ему нужны свободные личности, а не рабы. Спасение – это свободное, по любви к истине, святости и красоте Его избрание, а не ради «духовных» наслаждений или угрозы наказания.»

«Так вот Господь своим пришествием показал, что Он есть не только величайшая Любовь, но и величайшее Смирение, и Он не может оказать никакого, даже малейшего давления на человеческую свободу, поэтому спасение возможно каждому, кто свободно примет Бога, ответит на Любовь любовью. Отсюда становится понятно, почему так важны земные условия жизни. Только находясь в теле, человек является человеком во всей полноте и может творить добро или зло, грешить, нарушать заповеди, или каяться и вести праведную жизнь. На земле осуществляется наша свобода, наш выбор. По смерти уже нет выбора, а происходит реализация совершенного на земле выбора, обнаруживаются плоды земной жизни. Душа просто оказывается перед лицом результата всей земной деятельности человека. Поэтому там, в ином мире, человек уже бессилен изменить себя – ему можно лишь помочь. Но об этом позже.»

«40-й день, если хотите, - это первое собирание плодов земной жизни человека. Церковь учит, что душа предстает престолу Божию, перед которым происходит Божие определение о человеке. Но точно так же правильно будет сказать: происходит самоопределение человека перед лицом Божиим. Ведь Бог никакого насилия ни над одной личностью не совершает. Бог есть величайшая, предельная Любовь и Смирение. Потому, когда в 40-й день душа каким-то особенным образом предстоит Богу, то, видимо, здесь ей во всей полноте открывается ее духовное состояние и происходит ее естественное соединение или с Духом Божиим, или с духами мучительных страстей. Это Церковь называет частным судом, частным определением личности.»

«Только суд этот необычный – не Бог человека судит и осуждает, а человек, оказавшись перед лицом Божественной святыни, сам или восходит к Нему, или, напротив, ниспадает в бездну. Все это зависит уже не от его воли, а от того духовного состояния, которое явилось результатом всей его земной жизни.»

«Однако определение Божие в 40-й день, по учению Церкви, - это все же не последний суд. Будет другой и окончательный, он называется Страшный Суд. На нем участь многих и многих людей, по молитвам Церкви, изменится.»

(продолжение далее)