Умер Феликс Наумович Клоцвог, которого по праву можно назвать одной из самых ярких звезд эпохи планового романтизма второй половины 60-х (притом, что вместе с ним в легендарном теперь уже НИЭИ при Госплане СССР 60-х начинали свою карьеру такие известные впоследствии академики-экономисты и неординарные личности, как А.И.Анчишкин, С.С.Шаталин и Ю.В.Яременко). Времени, впоследствии вошедшего в историю страны как «эпоха косыгинских реформ», когда казалось, что можно с успехом скрестить централизованное планирование с современными западными экономическими моделями, а обобществленную собственность – с материальными стимулами и предпринимательской инициативой.
Представлялось, в частности, что модель «затраты-выпуск» Василия Леонтьева идеально подходит для пересадки на плановую почву. Идеологическая нейтральная и в большей мере статистическая, нежели собственно экономическая, эта модель, получившая в СССР имя «межотраслевого баланса», не содержала в себе каких-либо микроэкономических предположений, которые были бы неудобны с точки зрения ортодоксального марксизма. Импонировали и русские корни Леонтьева (кстати, всего нобелевских лауреатов по экономике с русскими корнями - 4, правда, лишь 1 из них получил премию, будучи гражданином СССР). Несмотря на то, что он родился и провел значительную часть жизни в Германии (до переезда в 1931 в США), будучи по матери евреем.
Более того, истоки метода можно было усмотреть как в схемах расширенного воспроизводства самого Маркса (в конце 20-х адаптированных Г.А.Фельдманом для расчетов макропропорций пятилетнего плана, правда, в дальнейшем невостребованных), так и в одной из первых работ ЦСУ СССР, составившего (в 1926) баланс народного хозяйства за 1923/24 хозяйственный год в виде «шахматной таблицы» под идейным руководством Льва Николаевича Литошенко. Одной из первых статей 19-летнего аспиранта Берлинского университета Василия Леонтьева был как раз критический анализ доклада начальника ЦСУ СССР И.П.Попова об этой работе.
Начиная с середины 60-х, да еще и все 70-е редко какая диссертация по экономике обходилась без ссылок на «модель межотраслевого баланса». Ф.Н.Клоцвог же был одним немногих, кто не ограничивался переписыванием все более «устрашающих» формул из одной статьи в другую, а возглавив соответствующий отдел НИЭИ, довел дело до численной реализации. Каждый, кто когда-либо сталкивался с попыткой «обсчитать» многомерную экономическую модель, поймет, сколь огромная дистанция лежит тут между исходными формулами и конечным числовым результатом.
В итоге работы Клоцвога стали одними из немногих в СССР, отвечающих в то время западным научным стандартам, где любая предлагаемая модель должна завершаться либо доказательством неких теорем, либо расчетами. Наиболее близкими к ним в США были работы К.Алмона по среднесрочному прогнозированию развития структуры экономики США. Впрочем, сам Леонтьев утверждал, что его метод получил практическое применение еще раньше – во время войны была построена матрица «затраты-выпуск» для экономики Германии, служившая основой для выбора целей американских ВВС.
«Изюминой» разработок Ф.Н.Клоцвога стала так называемая натурально-стоимостная межотраслевая модель, спроектированная под реальную управленческую структуру и возможности информационного обеспечения в СССР. Она разрабатывалась в разрезе 30 отраслей, 28 основных промышленных министерств и 280 видов важнейшей промышленной и сельскохозяйственной продукции «в натуре». Эта был огромная работа, опиравшаяся на исследования более 100 отраслевых НИИ, обосновывавших гипотезы развития отдельных секторов экономики на средне- и долгосрочную перспективу, включая оценку потребностей в важнейших видах материальных и трудовых ресурсах, инвестициях, и их изменениях под влиянием технического прогресса. Учитывая состояние каналов связи и вычислительных мощностей того времени, даже не приходит в голову, с чем бы можно было сравнить по трудоемкости подобный проект в наши дни.
Вместе с тем итоги практического решения плановых задач с помощью экономико-математических моделей уже к началу 80-х годов стали казаться все более разочаровывающими. Можно заметить, что и на Западе, после взрыва интереса, связанного с работами «Римского клуба» по оценке «пределов роста», а также – на ту же тему - под эгидой ООН и руководством самого Леонтьева, интерес к многомерным моделям, учитывавшим сложные связи между переменными, стал угасать.
Причина была с одной стороны в том, что итоги применения сложных моделей, даже в тех (нечастых) случаях, когда они давали содержательные результаты, в конечном итоге сильнейшим образом зависели от заложенных в них гипотез об изменениях параметров. Неопределенность и множественность этих гипотез, когда дело касалось долгосрочной перспективы, обесценивали выдаваемые в прогнозных расчетах темпы и пропорции развития экономики. Они могли выглядеть и так, и сяк, и количество более-менее реалистичных сценариев было безмерно. С другой стороны, с конца 70-х уже в полном объеме сказывалась специфика советской экономики, предъявлявшей все более суровые требования к ресурсам. В прогнозах на 15-20-летнюю перспективу они выглядели и вовсе фантастическими. Было отчетливо ясно, что сложные модели и трудоемкие расчеты выдают прогнозы, заведомо обреченные на «не сбычу», и что с этой экономикой в недалеком будущем должен случиться какой-то системный сдвиг.
Тем не менее, идеология всеобъемлющего планирования, адептом которой – в силу профессиональных занятий - долгое время оставался Феликс Наумович, наложила отпечаток на его мировоззрение. До конца дней он сохранил, никогда ни от кого не скрывая, убежденность в преимуществах социалистической ориентации для России, оставаясь – возможно одним из последних – горячим патриотом СССР и ярым сторонником интеграции постсоветских экономик. Жесткий и бескомпромиссный в деловых отношениях, нетерпимый к околонаучной «халтуре», в быту он был деликатнейшим человеком и отличным товарищем, любимцем своих учеников, к которым в какой-то мере (хоть не формально) принадлежу и я.
|